Исаак Ландауэр - Параметры поиска

Что именно зарождалось в его растревоженном обилием нового сознании Андрей не мог определить даже отдалённо, но чувствовал, что с некоторых пор всё, что встречалось ему на пути складывалось в постепенно открывавшиеся части уравнения, которое в итоге должно было явить ему единственно важную неизвестную. Откуда и почему взялось это новое ощущение нужности того, что он делал и какой дорогой шёл, оставалось такой же непроглядной тайной, однако уверенность в необходимости продолжать начатое лишь усиливалась. Получалось как в типичной русской сказке: человек жил себе и жил безмятежно, ни во что глубоко не вникая, удобно устроившись подобно Ивану-дураку на тёплой печи, пока нечто коварное извне не заставило его выйти за пределы знакомой привычной колеи и, бросив ярмо оказавшегося бессмысленным понятия об успешности, направиться в длительное, быть может, даже опасное путешествие, окончания которого он не знал. Что-то отдалённо напоминавшее сделанный им выбор проглядывало сквозь перелистываемые страницы лучших мировых классиков, но это было подобно редкому несмелому лучу солнца, ненадолго блеснувшему сквозь бескрайнюю пелену низкого осеннего неба. Всякое движение, где финиш заранее известен, есть лишь жалкое перемещение тела из одной точки в другую, осмысленный шаг поднявшегося с четверенек примата за новой порцией комбикорма, которое щедрое стараниями технического прогресса общество сверх меры наваливает в подгнившее корыто, успешно пережившее многие поколения жвачных. Мир, где раздаточная машина человеческого стойла возведена в ранг высшей философии, где гарантированная миска синтетической жратвы объявлена верхом гуманности, а заодно и эволюции, где червячная передача механизма несёт в себе больше информации, чем ожиревший мозг типичного обывателя, открылся Андрею практически одномоментно во всём убожестве своей бессмысленности. Он отказывался принимать эту новую старую реальность, да и она не спешила бороться за отпавший элемент, предпочитая выплюнуть его, нежели рисковать пищеварением миллиардов, на котором выстроено было здание всеобщего благополучия. Новый бог потребления не страдал всепрощением небесного прототипа, наоборот, сделавшись посредством оболваненного человечества самодостаточным, не спешил раскрывать объятия новым верующим, заставляя их пройти тернистый путь демонтажа тысячелетней истории общества и государства. Вершина развития этого общества была пройдена давно, когда первый бренд, захватив большую часть земной территории, обрёл в прямом смысле планетарный масштаб, и с тех пор пожиная обильные плоды золотого века информации, система процветала всё больше, ассимилируя религию, мораль и всё, что только ни попадалось под руку.

Как всякому сомневающемуся, Андрею легче оказалось изменить обстоятельства, чем сдвинуть с мёртвой точки себя. Служение богу и спасение души за высокими монастырскими стенами, вдали от соблазнов и в кругу близких по духу товарищей, безусловно, вызывает уважение, но истинная сила духа проверяется только в миру. Он знал, что инертен и слаб, но также хорошо понимал, что всякий характер куётся в лишениях, и, загоняя себя в наполовину опустевшую далёкую деревню, прежде всего стремился если не отрезать, то как можно более усложнить путь назад. Окончательно порвать с ненавистным прошлым, однако, не удалось, поскольку денег от продажи машины, а лишить себя средства передвижения как единственной связи с большой землёй он почитал жизненно необходимым, с лихвой достало на покупку дома и уходящего вдаль участка, площадь которого никто, по-видимому, ни разу толком не удосужился посчитать. Предоставив дело случаю, он выехал из города в восточном направлении, справедливо полагая в нашей стране всякое удаление на восток синонимом отрыва от цивилизации; отъехал неполные сто километров, свернул в показавшийся неприглядным поворот и, отпетляв ещё полчаса по местами развороченной бетонке, увидел наконец то, что искал. Местность подходила ему как нельзя лучше: остовы давно заброшенных домов, обветшалые корпуса бывшего кирпичного завода, тоска и запустение, которые поселились, казалось, даже на лицах местных алкашей, торжественно, подобно жрецам новой веры, разливавшим по грязным стаканам мутно-белый самогон. Деревенский русский пьяница рад всякому случаю, вносящему желанное разнообразие в привычный с малолетства процесс, а потому придурковатый городской пацан, разыскивающий место для поселения, тут же получил всю информацию о том, кто, что и за сколько продаёт, благо по случаю отсутствия какой-либо работы поблизости избавиться от бесполезной собственности желали многие перебравшиеся в город наследники. Ко всему прочему мужик наш бескорыстен и приятному собеседнику выложит под аккомпанемент звона стеклотары всё, что угодно, и уже к полудню Андрей обладал нужной информацией. Один из новых знакомых, вечно жизнерадостный выпивоха Толик, который есть в каждом отечественном населённом пункте, расчувствовавшись, даже пригласил будущего соседа домой. Вышло это само собой, после того как удовлетворённый покупатель, решив поблагодарить отзывчивую компанию, предложил последней деньги на добрые полтора литра первача, которые, в строгом соответствии с устоявшейся сельской традицией, были с негодованием отвергнуты. Вместо этого дающий был чуть ли не силой препровождён к местной бутлегерше, которая и выдала ему три заткнутые газетой бутылки. «Ну, теперь пойдёть», – грустно вздохнув, посмотрела на светящиеся огнём вожделения лица, покачала головой и скрылась во мраке едва освещённого коридора.