Исаак Ландауэр - Параметры поиска

Для Николая современность представляла собой идеальный баланс технологии, позволявшей снизить цену производства благ до минимума, и не окончательно потерянной ещё индивидуальности. Так он размышлял вслух, про себя упрощая уравнение до почти общедоступной южноевропейской кухни, хорошего вина и напичканных силиконом повсюду выбритых молодых алчных соотечественниц, готовых одарить своей молодостью в меру предприимчивого нестарого мужчину в обмен на весьма сносное количество материальных приятностей. Ему не нужно было от мира более, и в этом состояла его величайшая мудрость, потому что как никто другой он умел радоваться и идти по жизни вечно довольным счастливым человеком. Трижды проклятый кризис среднего возраста его также не коснулся, и, перешагнув через рубеж тридцатилетия уверенным гедонистом, он таковым и остался, казалось, уже навсегда, тем более, что конец, то есть смерть, полумифический закат в почти воображаемом завтра нисколько не занимал его вечно жаждавшей новых впечатлений натуры. Даже искусство интересовало его так же как гастрономия, то есть покуда радовало само по себе, к тайнам рождения великолепных блюд оставляя неизменно равнодушным: в конце концов, как говорят, кто на что учился. Наука, достигнув в пластической хирургии рубежа идентичности на ощупь искусственной груди и натуральной, а в фармацевтике изобретя виагру, лично для него сделала более, чем достаточно, вплотную подобравшись к возможности синтезирования жизненно важных органов. Он справедливо видел себя со стороны успешным молодым неглупым мужчиной, достаточно зарабатывающим, чтобы с прицелом на своевременную замену подгнивших к старости печени, сердца и почек протянуть на грешной земле лет эдак сто с лишним, наполненных одним нескончаемым праздником удовольствий, и отойти в мир иной твёрдо уверенным, что жизнь потрачена не зря. Семья по очевидной причине занимала одно из последних мест по шкале приоритетов, хотя, в целях страховки от возможного разочарования в старости, эгоистичный пронырливый ум выдумал хитрую схему: перевалив сорокалетний рубеж, заиметь при помощи какой-нибудь решительной, едва совершеннолетней провинциалки пару цветов жизни, чтобы затем под надуманным предлогом оставить её один на один с воспитанием потомства, не забыв, конечно, предоставить квартиру в Москве и небольшое содержание, достаточное, чтобы дети не росли в нищете, но всё же способное стимулировать незадачливую бывшую супругу искать альтернативные источники дохода.

Счастье – это прежде всего наука об умении быть счастливым, и Николай безусловно достиг на этом поприще известных успехов, тем более внушительных, что миллионы людей вокруг не освоили здесь и десятой части стандартной школьной программы. Он с сожалением и подчас плохо скрываемым презрением смотрел на тех, кто не сумел понять глубокую, но в то же время простейшую истину: наш единственный бог – это настоящее, мы живём, а следовательно, нам должно быть хорошо здесь и сейчас, не завтра, не через час или минуту, но именно в этот самый момент. Работать – только чтобы обеспечить баланс насущных потребностей в удовольствиях с объёмом потерянного на заработок времени, заботиться о здоровье не рецептами докторов, но посредством здорового климата, пищи и способностью уберечься от чрезмерности, отдыхать так, чтобы всегда оставалось чуть-чуть на потом, избавляя себя от преждевременного старения духом. Иногда ему казалось, что неплохо было бы написать какую-нибудь наставительную книгу, но, взвесив скромные писательские гонорары в сравнении с потенциальными временными затратами, он оставил пустую затею до глубокой старости, когда поизмотавшийся организм разучится спать по десять часов в сутки, наполняя удовольствиями остальные четырнадцать. В этой непрекращающейся гонке за лучшим из того, на что столь щедра оказалась к нему судьба, Николай абсолютно незаметно для самого себя совершил, быть может, одну из наиболее значительных побед, навсегда раздавив ещё в зародыше бич своего поколения – тщеславие.

Коэффициент полезного действия от чужого восхищения или зависти на весах грубого материалиста явно не тянул на количество затраченных усилий, а потому, хотя и не чуждый тонкой радости преклоняющихся взглядов, он, тем не менее, полагал несуразным тратить энергию денежных знаков на то, что нельзя было потрогать, выпить или хотя бы съесть. К тому же в богатой Москве трудновато блистать обладателю весьма скромного, по столичным меркам, дохода и то, что легко уравняло бы его с молодым провинциальным олигархом, внутри Садового кольца едва тянуло на захудалый третьесортный середняк.