Бернар Клавель - Пора волков

Несколько минут она шла так, будто перед ней была хорошо протоптанная тропинка, затем остановилась – внизу тянулась длинная осыпающаяся стена.

– Спускайся первый, – сказала молодая женщина, беря у него омелу.

Матье лег на камни и перебросил ноги. Спуститься оказалось совсем не трудно, так как стена была немногим выше него. Антуанетта, в свою очередь, села на край, и Матье, хоть она его об этом и не просила, встал перед ней и, приняв ее в объятия, не разжал их и после того, как она коснулась земли. А она и не пыталась высвободиться – закинула голову и подставила ему губы, в которые он жадно впился. Когда он наконец отпустил ее, она сказала:

– Пошли.

Она подняла омелу и повела Матье вдоль стены, возле которой они вскоре увидели пастушью хижину – ее каменный свод надежно укрывал от любой непогоды. Они нагнулись, прошли внутрь и легли на землю, покрытую толстым слоем сухих листьев. Торопливо, не говоря ни слова, Матье взял ее.

Никогда еще не обладал он таким нервным, таким ненасытным существом, как эта женщина. Все уже было кончено, а она не отпускала его. Он так и застыл надолго, без движения, потом он любил ее опять с неведомой дотоле страстью, которая принесла ему новое, глубокое наслаждение, в какие-то мгновенья почти болезненное, но наполнившее его ошеломляющим счастьем.

Они долго лежали, не разжимая объятий, слушая, как вокруг их пристанища стучит каплями ночь. Стоило одному слегка шевельнуться, – и потревоженные сухие листья отзывались громким шуршанием, которое в тесном помещении казалось оглушительным. Словно пожар – выбросит вверх огромный язык пламени и замрет, собираясь с силами, отыскивая себе новую жертву.

Матье чувствовал себя как объевшееся животное, которое, однако, готово есть еще и еще – из страха, что больше не будет. Рука его снова принялась ласкать Антуанетту, но та отстранилась.

– Нет, – прошептала она. – Надо идти… Хотя подожди-ка.

Она отломила веточку омелы, подошла ко входу, откуда проникал свет, и насадила ее на шнурок, который висел у нее на шее. Потом она вытащила из-за корсажа кусок тесемки и нанизала на него еще одну веточку.

– Пойди сюда, – позвала она. – Я надену ее тебе на шею.

Она повесила, поцеловала Матье и, впившись в него ногтями, проговорила так пылко, что Матье стало не по себе:

– Теперь чума тебе не страшна. Можешь не сомневаться. И меня ты уже не забудешь… Не забудешь… Никогда.

Она взяла шар омелы и уже без всяких предосторожностей побежала к дороге. Чувствуя, что у него отяжелели ноги и слегка гудит в голове, Матье пошел за ней в ночи, которая становилась все светлее по мере того, как они пробирались лесом все выше.

Две трети подъема были уже позади, когда туман вдруг кончился. Они вышли из него, точно из озера, подернутого легкой рябью, протянувшегося до края долины, где скалы и лесистые холмы принимали его в свои объятия. Небо было светлое, и луна стояла высоко в легком ореоле. Сквозь прозрачную дымку проглядывали крупные звезды. Сгустившийся в долине туман застил огни пожарищ. Великое спокойствие легло на мирно спящую страну.

Антуанетта и Матье остановились отдышаться. Взбираться по каменистому склону, продираясь сквозь затейливое переплетенье корней и колючего кустарника, было нелегко. Они задержались на минуту, залюбовавшись этим белым океаном, видневшимся сквозь деревья. Антуанетта прижалась к вознице, и он крепко обнял ее, положив руку ей на грудь и чувствуя, как под его ладонью устало бьется ее сердце. Она повернулась к нему и, глядя прямо в глаза, спросила:

– Ты как думаешь, сколько осталось времени до света?

– Не знаю… Часов пять.

– Ежели пять часов идти, мы будем уже далеко, когда они проснутся.

– Далеко?

Матье не был уверен, что правильно понял.

– Далеко отсюда… Ближе к Савойе или к кантону Во. Ты же – возчик. Небось знаешь все дороги наверху, в горах.

– Ты хочешь уйти?

Она не колебалась ни секунды.

– С тобой, – сказала она, – я б ушла.

Она сжала его запястье, впившись в него ногтями, и когда он заглянул ей в глаза, его вновь охватило уже знакомое тревожное чувство. Теперь, при лунном свете, в их черном омуте замелькали зеленоватые блики, похожие на те, что светятся в кошачьих глазах. Помолчав, Матье спросил:

– И ты думаешь, мы далеко уйдем – ведь мы тут же на солдат напоремся!

– Не могут же они быть всюду – французы и «серые»-то. Сам видел – они все внизу. А наверху одни только местные. Они уж нас никак не съедят, нет!