Кнут Гамсун - А жизнь продолжается

Они усердно проработали до самого вечера и стали уговариваться на завтра. Александер тоже, наверно, придет, их будет уже четверо, и они много успеют. Только бы пароход прибыл по расписанию. Тогда они посадят на него доктора с сыном после ужина, не в ущерб рабочему времени.

Но это еще под вопросом, на стене лавки вывешена телеграмма: пароход опаздывает, он задержался севернее, на Сенье.

Утром они приступают к работе, вчетвером, дело спорится. Беньямин — парень надежный, хотя, если откровенно, звезд с неба не хватает, так что не будем преувеличивать, вдобавок у него пышная борода, удивительно, чего только люди не выдумают. Но Подручный почти что признал его. Он говорит:

— Ты бьешь камни прямо как капитан или император. Этого у тебя не отнимешь.

Два-три часа они укладывают бетон, и тут вдруг у мыса раздается гудок. Как назло, когда работа в самом разгаре! Их будто пружиной подкинуло, Александер тут же умчался, он должен принять швартовы, остальные спешно идут за ним. Город ожил, встречать пароход высыпали взрослые, дети, собаки, даже Йорн Матильдесен и тот притащился на пристань вместе со своей женой Вальборг из Эйры, на ней красное с зеленым клетчатое платье, а он стоит рядом оборванец оборванцем, хоть бы людей постыдился!

Появляется доктор Лунд, голова у него забинтована, поэтому он без шляпы, мальчика везут на дрогах на пружинном матрасе. Кроме фру Лунд с младшим сыном, их провожают еще аптекарь Хольм, консул со своими домочадцами и прочие городские шишки, все это до того прискорбно, все хотят выказать свое участие. «Доктор, как же это вас угораздило?» — «И не спрашивайте, беда меня точно подстерегала!» Фру Лунд плачет, это ее не красит, но сейчас ей ни до чего, она подойдет то к сыну, то к мужу и нежно погладит по рукаву, а говорить почти не в состоянии. Фру Юлия утешает ее как может и собственноручно оправляет на ней завернувшийся воротник.

— Больше всего досталось мальчугану, — объясняет доктор. — Его надо было немедленно отправить в больницу, а теперь, наверное, придется ломать ногу заново!

— Вам обоим досталось! — произносит милая фру Эстер, покачивая головой.

Сам мальчуган страдальцем не выглядит. Когда его спрашивают, сильно ли у него болит, он улыбается и отвечает, что да, лежать в деревянных лубках мало радости, они ужас какие твердые!

Мальчика без труда перенесли на матрасе на борт, после чего Александер погрузил на пароход и отправил на юг несколько ящиков с копченой лососиной, дорогостоящий товар, на вес золота. Ну а потом четверо строителей помчались в гараж наверстывать упущенное.

Народ повалил с пристани, только им глазеть по сторонам было недосуг, они работали. Вдруг откуда ни возьмись возле гаража появилась докторша и зовет Августа. На минутку!

Пришлось все бросить и выйти к ней. Раз это касается малютки Эстер, чего ради нее не сделаешь, — другой такой нет.

— Давайте, ребята, заливайте дальше, я быстро!

Нет, так быстро он не вернулся, фру Эстер была безутешна и нуждалась в утешении. Август получил полный отчет о происшествии с Осе, под конец она перестала плакать и просто рассказывала. Видно, ей полегчало. Ей не с кем было поделиться этой страшной тайной, доктор не стал ее упрекать, зато потребовал, чтобы она молчала. О, доктор оказался на высоте, не попрекнул ее ни единым словом, хотя это она во всем виновата.

Он промыл глаз и вставил его обратно и перевязал, но ведь прошло уже несколько дней, и туда уже наверняка проникла зараза, сам он считает, ее занесла Осе своими грязными пальцами. Прямо страшно и подумать. А теперь он опасается и за другой глаз. Вдруг он ослепнет…

— Ничего подобного! — как всегда уверенно заявил Август и мотнул головой. — Быть такого не может!

— Ты так думаешь?

— Голубушка вы моя, если у меня нарвет палец и его придется отнять, это вовсе не значит, что обязательно начнут нарывать остальные девять.

— И правда, — уступает она ему. Да и как тут не уступить.

А еще Август может рассказать ей историю из времен своих кругосветных плаваний, про матроса, которому вышибло глаз: он завернул его в бумагу и пошел к доктору, и доктор вставил ему глаз на прежнее место.

— Тот же самый глаз? — спрашивает она.

— Ну-у, тот ли самый, этого я утверждать не буду, чтобы не вошло в привычку говорить лишнее. Скажу одно, матрос отсутствовал несколько дней, а когда снова явился на борт, у него было два глаза, как и у всех нас. Мы уж и подходили к нему вплотную, и пересчитывали, только считай не считай — два глаза и есть. Нет, знаете ли, ученые теперь могут свободно сделать все, что ни захотят. Помню, еще был случай. Одному человеку вставили искусственный глаз, так он уверял, что видит им ничуть не хуже настоящего. Поэтому ему вполне бы могли вставить зараз два искусственных. И с ушами точно так же, — продолжал Август. — В чужих странах я сколько раз видел по воскресеньям, стоят себе люди, беседуют, а потом хвать револьвер и отстрелят кому-нибудь ухо! Я не к тому, чтобы их оправдывать, только никто еще от этого не пострадал, и люди прекрасно после этого слышали. Нет, я лично никогда не боялся лишиться глаза или уха или чего другого, потому как в наше время заштуковать и отремонтировать человека ничего не стоит. Уж поверьте мне!