Фру Лунд кивает.
— Пускай тогда доктор везет его в Будё! Ничего ему не сделается. Я выправила его целиком.
— А он не охромеет?
— Нет.
— А нога будет сгибаться?
— Будет.
— О, он не охромеет и нога у него будет сгибаться! — восклицает фру Лунд вне себя от радости. — Осе, вот возьми, это всего-навсего жалкая бумажка, ничтожная плата за такое великое счастье, не погнушайся!
Но Осе опять начинает ломать комедию и отказывается от денег:
— Уберите с моих глаз, не нужны они мне! Деньги… что это вы надумали…
В этот миг внизу отворилась входная дверь. Слышно, как входит доктор, прикрывает ее за собой, идет из комнаты в комнату и громко зовет: «Эстер!»
— Да! — слабо отзывается фру Лунд. Она дрожит, ей хочется увести Осе, увести на чердак, но Осе и не думает уходить. Нет, Осе не пристало прятаться.
Доктор поднимается наверх. Фру Лунд просит его не шуметь:
— Он уснул! А все благодаря Осе!
— При чем тут Осе? — спрашивает доктор.
— При том. Она пришла и сделала так, чтобы он уснул.
Доктор зло смеется, ощерив зубы:
— Дамы изволят шутить!
Фру Лунд:
— Вспомни, что он не спал полтора суток…
Доктор указывает Осе на лестницу:
— Уходи!
— У него мой пояс…
— Да, он уснул, не выпуская его из рук, — объясняет фру Лунд. — Давай я…
Доктор уже на пороге комнаты, фру Лунд шепчет ему вслед:
— Не буди его! Ох, да не буди же его!
— Забирай! — говорит доктор, протягивая Осе ее пояс с висюльками. — И уходи, кому было сказано!
Осе начинает подпоясываться. Но терпение у доктора, видимо, истощилось, он берет и подталкивает ее по направлению к лестнице. Осе это не по нутру, она резко оборачивается и выбрасывает вперед обе руки, растопырив пальцы.
Получив тычок в лицо, доктор подпрыгивает с хриплым воплем и хватается за глаза. Осе спускается вниз.
А доктор так и стоит, согнувшись, словно не может прийти в себя.
— Что с тобой? — спрашивает фру Лунд, задрожав как лист. — Она тебе что-нибудь сделала?
— Сделала? — Он выпрямляется и отнимает от лица руки. — Погляди сама!
Лицо его в крови, выцарапанный глаз свис на щеку.
Что может быть хуже заминок и проволочек, которые то и дело выпадают на долю десятника! Август был нарасхват, его призывали, с ним советовались, отвлекали всякими разговорами, а когда ненадолго оставляли в покое, в гараж непременно заглядывал хозяин и задавал вопросы, не мог же Август одновременно бетонировать стену и отвечать, он привык докладывать стоя навытяжку.
— Подручный, а сам ты умеешь водить машину?
— Умею, но у меня нет документов.
— Водительских прав. У меня есть, — сказал хозяин, — только на английском. Ты бы не разузнал, что нам с тобой нужно предпринять, чтобы получить права? Мне хотелось бы, чтоб в случае необходимости ты мог бы меня подменить. А гараж получается замечательный.
— Успеть бы!
— Будем надеяться. И надо же было такому случиться, что мальчик упал.
Подручный:
— Я предупреждал их обоих не раз и не два, да все без толку.
— Бедовые ребята! А теперь и сам доктор остался без глаза, и ему тоже надо в больницу. Пароход придет завтра. Кстати, вы втроем могли бы пойти на пристань и помочь переправить доктора с мальчиком на борт.
— Будет сделано.
— Хорошо, значит, ты выяснишь, как нам получить водительские права. Кажется, надо обратиться не то к судье, не то к ленсману…
Потом пришел начальник телеграфа, книжный червь, и опять Августу пришлось отвечать стоя навытяжку. Есть ли у него еще какие-нибудь русские книги? — нет. А другие редкие книги? — нет.
— К вашему сведению, я приобрел ту самую русскую Библию, — сообщает начальник телеграфа.
— Вон как. А я и не знал! — восклицает Август. — Он все-таки ее продал!
— Он пришел и предложил мне ее купить.
— Сколько вы за нее отдали?
— Я хотел бы сперва выяснить, сколько он отдал сам.
— Вот кощунник! — возмущается Август. — Знал бы, не видать ее ему как своих ушей.
— Я заплатил ему пять крон. Не многовато?
Август:
— Теперь я его и на порог не пущу. Один раз он чуть не увел у меня новехонькую… то есть старинную… старинный псалтырь.
— А на каком языке?
Август снова принимается за работу:
— На порог его больше к себе не пущу…
Дальше — больше: дорожные рабочие крупно не поладили с кузнецом. Приходит Адольф и жалуется, хоть бы он Бога побоялся, пусть Подручный идет и с ним разбирается.
Ладно, Подручный выясняет с кузнецом отношения, буры никуда не годятся: или крошатся, или гнутся, у него корявые руки, он не умеет закаливать.
Читать дальше