Кнут Гамсун - А жизнь продолжается

— Мне не хотелось беспокоить хозяина дома, чтобы он лишний раз подходил к телефону. Но вы, фрекен Марна, достаточно молоды и красивы, чтобы меня простить.

Она опешила. Он назвал ее фрекен Марна, при том что они, можно сказать, не были друг другу представлены.

— Я передам, что вы звонили, — сказала она.

— Спасибо! Это все, о чем я вас пока осмеливаюсь просить.

Большой оригинал.

Между прочим, не только оригинал, в нем много чего было намешано. Веселый и легкомысленный, несколько небрежный в одежде, на ботинках один шнурок толстый, другой — тонкий, видавшая виды шляпа. С сильным характером, добродушный, неутомимый на выдумки, но частенько-таки и сокрушающийся о совершенных оплошностях.

Помимо того что он мог подтягиваться и висеть на трапеции и был хорошим гребцом, он любил еще карабкаться по горам — и щадить себя не щадил. Кроме того, чтоб размяться или же просто со скуки он исходил пешком чуть ли не всю округу, и перезнакомился со многими окрестными жителями, и выслушивал их, а тем было что рассказать. Да вот хотя бы про того человека, который угодил в Сегельфосс и погиб. Не далее как этой самой весной. Человека с лошадью понесло под гору, а и чего ему понадобилось около водопада, да еще с молодой кобылой в запряжке? Никто не мог взять этого в толк, а ленсман сказал, что выяснить это нету ну никакой возможности. «А я скажу так, — продолжал рассказчик, — что ежели бы у него были сани… а он ехал в повозке, и как начал сворачивать, а склон-то обрывистый, повозка, видать, вниз по крутогору задом и покатила и поволокла за собою лошадь. Так я понимаю. А вообще, это дело темное, говорят, незадолго перед тем приходила Осе и сплюнула ему на порог. По мне, надо бы учинить ей допрос с пристрастием, да только ленсман не захотел с ней связываться. И потому ничего невозможно поделать. А у него осталась семья, и терпят они такую горчайшую бедность, что и представить себе нельзя, жена и четверо детишек, а кормильца и лошади не стало. Двое старших ходят просят подаяния в одной стороне, а мать с меньшими — в другой. Может, вы им чем пособите?

— Ну да, ну да, — говорит аптекарь. — Будь у меня только… ах ты пропасть!

— А может, вы с кем потолкуете?

— Как звали этого человека?

— Да ведь и сказать неудобно.

— Почему?

— Потому имя-то не людское.

— Как же все-таки его звали?

— И не говорите… Сольмунн [5] Редко встречающееся имя, по-норвежски буквально: солнечный рот (зев, глотка). ».

Он бы с радостью помог семье Сольмунна, но что мог простой аптекарь из Сегельфосса! Он выходил на прогулки и встречал разных людей, выслушивал их рассказы и снова возвращался домой. Кто он? Да никто. Он сидел раскладывал пасьянсы, раскрывал книгу…

А еще он играл на гитаре, и довольно искусно. Жена почтмейстера, разбиравшаяся в такого рода вещах, говорила, что подобной игры ей не доводилось слышать. Он подпевал себе, правда, несмело и тихо, словно бы стесняясь самого себя, но голос у него был ровный и музыкальный. Фру Хаген тоже не блистала по части пения, однако это не мешало им музицировать и получать от этого удовольствие, она садилась к роялю и исполняла Моцарта, Гайдна, Бетховена, он брал в руки гитару и наигрывал баллады и народные песни — что там ни говори, а это искусство и музыка, пускай в руках у него всего лишь гитара.

Он рисовался тем, что прикладывается к бутылке, и имел обыкновение утверждать, что никогда бы не отважился играть в присутствии фру почтмейстерши, не будучи в известном состоянии, каковое она должна извинить. Это была поза, которой он прикрывал свою застенчивость, а может быть, хотел подчеркнуть, что ему чуждо мещанское здравомыслие и он вовсе не обыватель. В обществе фру Хаген он чувствовал себя вольготно, она привыкла вращаться в артистической среде и умела с ним обойтись, они музицировали, болтали, шутили, у Хольма был просто дар развлекать людей. И он не всегда был навеселе, вернее даже, не так уж и часто, а если он иной раз и приходил к ней после того, как заглядывал накоротке в гостиницу к своему приятелю Вендту, то не переставал от этого быть остроумным и занимательным собеседником, совсем наоборот. Фру Хаген тоже за словом в карман не лезла, она ему нисколько не уступала, эта маленькая, гибкая, как ива, миловидная дама. Они пускались в самые невообразимые разговоры, да, у них завязался до того причудливый флирт, что одному Богу известно, чем это могло кончиться, — ведь, заигравшись с огнем, недолго и обжечься.