Кнут Гамсун - Скитальцы

Август всё видел в мрачном свете, он был недоволен и зол. Он приехал в этот торговый посёлок с пятьюстами жителями в надежде сбыть украшения и драгоценности — и вдруг такое разочарование. Правда, Август всё-таки неплохо заработал на своих золотых вещах, однако неудачи выводили его из себя, теперь о большом богатстве можно было забыть.

Утром Август пересчитал оставшиеся украшения и прикинул, сколько какое стоит по ценам Левангера, надо сказать, весьма сходным. Эдеварт купил у него за наличные маленький золотой медальон, который носят на шнурке, медальон был простенький, и Август не хотел брать за него деньги, но всё-таки взял столько, во сколько сам же и оценил его.

Оставшись один, Эдеварт оделся. У него было чувство, что ему лучше не показываться в людных местах, где его могли узнать и снова начать преследовать, однако дома ему заняться было решительно нечем — от раздумий толку мало, а читать он терпеть не мог, как раньше, так и теперь. Днём Август зашёл поесть и снова ушёл, осмелился выйти из дома и Эдеварт — дни стали короче, и уже начинало смеркаться.

Августа он нигде не нашёл, но увидел идущего впереди Папста; Папст разговаривал со всеми встречными как старый знакомый, иногда он доставал из кармана часы и показывал их то одному, то другому. Эдеварт знал теперь каждое движение его руки и почти мог угадать, что он говорит.

Неожиданно из какого-то дома вышел Август. Уж не пьян ли он? Да нет, ни капли. Но он был возбуждён, словно одержал победу. Я теперь решил ходить по домам, сказал он, с самого начала надо было так делать. Зашёл к золотых дел мастеру и продал ему две вещицы, но купить больше он не мог. Потом пошёл к аптекарю. Между прочим, я продал часы царицы.

Правда?

Август кивнул: И получил за них хорошие деньги. Их приобрела та самая дама, что купила подвенечную вуаль, она оказалась женой аптекаря; она долго не верила, что часы принадлежали русской царице, но я перекрестился, и тогда она позвала мужа. Если тебе нравятся эти часы, ради Бога, купи их, сказал он. Кажется, всё налаживается, Эдеварт, дела пошли на лад, сейчас я отправлюсь в одно местечко, здесь в Левангере живёт много офицеров и есть один богатый капитан... Что этим парням от тебя надо?

К Эдеварту подошли два вчерашних покупателя, они возмущались, что он их надул, всучил им часы, которые гроша ломаного не стоят, так им сказал часовщик, и теперь они намерены расторгнуть сделку, гони обратно деньги!

Но сегодня у Эдеварта не было в карманах часов, которые он мог бы повредить, ввязавшись в драку, поэтому он толкнул самого настырного и велел парням убираться. Если на то пошло, он не отвечает за плохие часы Папста! Его наняли, он продавал чужой товар, может, товар и в самом деле не слишком хорош, но он-то тут при чём? Сделка есть сделка. Все торговцы не больно-то щепетильны, почему же ему быть другим?

Так, переругиваясь, они шли по улице; парни кричали каждому встречному, что Эдеварт продал им томпаковые часы за серебряные и ещё пожалеет об этом! Они встретили Папста и пожаловались ему, что этот тип, который продавал тут часы, обманул их; парни вытолкнули Эдеварта вперёд и ткнули в него пальцем — вот он, полюбуйтесь!

Папст грустно покачал головой — что поделаешь мир несовершенен, — а потом начал уговаривать возмущённых парней: пусть этот торгаш убирается на все четыре стороны, чтобы и духу его здесь больше не было, нечего ему здесь делать! А вы попросите часовщика привести ваши часы в порядок, сказал он парням, это вам станет недорого, зато вы будете при часах!

Что, чинить новые часы? Да это неслыханно! — не унимались парни. Часы остановились сразу, как мы их купили, они и шли-то, только пока он тряс их!..

Да-да! Папст от души сочувствовал парням, продолжал уговаривать их и напутствовал такими словами: Нельзя покупать часы у первого встречного, покупайте только у Папста. Папст вас не обманет!

Эдеварт вернулся домой и больше уже никуда не выходил. Хватит с него! Он опять заглянул за ограду: там не было ни большого зеркала, ни золоченых вещей, там был только мир, в котором все старались обмануть друг друга...

Август вернулся в конце дня. Он продал ещё не всё, но сундучка у него уже не было, и оставшиеся украшения он рассовал по карманам. Сундучок пришлось выбросить, сказал он, так уж получилось. Ну и дыра этот город, помоги нам, Господи, поскорей выбраться отсюда! Надо уезжать, Эдеварт, и, если можно, нынче же вечером!

Вечером мы не можем уехать.

Август рассказал: Я продал тому капитану несколько дорогих вещиц, он живёт далеко за городом, и я еле выбрался оттуда. На обратном пути мне попался один большой дом, и я сунулся туда. А это оказалась школа. Чёрт меня понёс в эту школу! Ко мне вышел директор. Я объяснил, что я русский и хотел бы кое-что продать. Но он лишь мельком глянул в мой сундучок, потому как у директоров школ, сам знаешь, денег не водится. Ага, говорит, ты русский, очень интересно, садись, пожалуйста, я был директором школы в Хаммерфесте и немного знаю твой язык! И, представь себе, заговорил со мной по-русски! Чёрт бы его побрал! Я и кивал, и улыбался, и осенял себя крестным знамением, но он всё пытался что-то у меня узнать, а что я мог ответить ему? Я говорил «хотетьещё» и всякие другие хитрые слова, но он ничего не понял и покачал головой. Конечно, у меня был с собой револьвер, но не мог же я застрелить человека только за то, что он знает русский, потому я махнул рукой, захлопнул свой сундучок и хотел уйти. Однако директор загородил мне дорогу — что-то ему от меня было нужно, и я испугался, что он сдаст меня полиции. Я и сейчас этого боюсь.