Кнут Гамсун - Скитальцы

Что-то Август заважничал, назначил ему встречу в Тронхейме!.. Может, он ударился в религию? От него всего можно ждать...

Недели пролетали одна за другой, пошёл снег, дороги занесло, и Ромео с Юлией стали кататься на лыжах. Кнофф слег в постель с простудой, слег он, скорее всего, от страха перед болезнью, он был трусливым человеком. Со своего ложа он внимательно следил за жизнью усадьбы и посылал гонца то за одним, то за другим из своих людей. Эдеварт едва не сомлел, когда однажды в воскресенье во время обеда йомфру Эллингсен, экономка, сказала, что Кнофф хочет поговорить с ним. Неужто это означает расчёт? Экономка открыла двери и провела Эдеварта через гостиную в коридор, оттуда они поднялись по лестнице на второй этаж.

Идя через гостиную, Эдеварт с удивлением смотрел по сторонам, незнакомое великолепие поразило его: зеркало от пола до потолка, диван, отделанный бронзой, дочь хозяина, игравшая на пианино, мадам Кнофф с золотыми украшениями на груди, домашний учитель, конторщики Кноффа, на стенах картины в золоченых рамах. Он словно заглянул через ограду в иной мир; может, ограда была не так уж и высока, но только не для Эдеварта, такого, как здесь, он не видел нигде и никогда.

Почему его провели через гостиную? А Бог его знает, может, таков был приказ, может, пройдя через этот рай, он должен был убедиться в собственном ничтожестве, ощутить себя букашкой? Эдеварт много чего наслушался о коварстве хозяина в таких делах.

Он вошёл в спальню и остановился у двери.

Кноффу требовался от Эдеварта сущий пустяк, о расчёте не было и речи. Как крупный делец, время которого на вес золота, Кнофф сразу взял быка за рога: Мне доложили из конторы, что вчера на твоё имя пришёл пакет.

Да, мне прислали непромокаемую робу, с удивлением ответил Эдеварт.

За чей счёт ты её заказал?

Я думал, она пойдёт в счёт аванса.

Аванса? Мы не говорили ни о каком жалованье, сказал Кнофф. И поскольку Эдеварт от удивления лишился дара речи, Кнофф продолжил: Покуда ты ждёшь тут настоящего дела, о жалованье можешь и не заикаться.

Но...

Ты и сам это понимаешь.

Я заплачу за робу, сказал Эдеварт.

Кнофф: Так у тебя есть деньги?

Эдеварт: Кое-что есть.

Вот и хорошо, сказал Кнофф. Жалованье и всякое такое... у тебя есть крыша над головой и кусок хлеба, этого довольно, покуда человек ждёт; здесь, собственно, для тебя работы нет. И пойми, я поступаю так не потому, что у меня нет денег, а потому, что у меня такое правило.

Эдеварт рассердился: Я работаю на вас не за кусок хлеба!

Кнофф, оторопев: Чего же ты хочешь? На носу зима, а тут у тебя, по крайней мере, есть надёжное пристанище.

Эдеварт: Я уеду.

Куда?

В Тронхейм, с первым же пароходом.

Кнофф помолчал, он хотел посильней натянуть вожжи. Ну что ж, езжай в Тронхейм. Но ведь у тебя нет там работы?

Есть, отрезал Эдеварт. И ушёл.

Он тут же сложил свои вещи, а пока укладывался, ему пришла в голову мысль вернуть Кноффу непромокаемую робу, она была новехонькая, неношеная, но тогда Кнофф решит, что у него нет денег, чтобы рассчитаться за неё.

Самое правильное было бы сбежать, прихватив робу с собой и не заплатив за неё. Август поступил бы именно так, он не стал бы дожидаться понедельника, чтобы заплатить в конторе такую пустяковую сумму. Эдеварт уже научился не слишком щепетильно судить некоторые свои поступки, но от мысли бежать отказался только по той причине, что его бегство могло иметь последствия: стали бы интересоваться, чем он занимался в этих краях, и выяснилось бы, что он жил у Лувисе Магрете.

Лувисе Магрете! Странно, что никто из Доппена за это время не побывал в лавке. Эдеварт ждал каждый день, даже спрашивал о них, но хозяев Доппена не видел никто. Лодочный мастер полагал, что Хокону Доппену просто стыдно смотреть людям в глаза, а может, за четыре года, проведённых в тюрьме, он скопил немного денег и всё необходимое привёз с собой из Тронхейма. Однако перед Рождеством Хокон с женой непременно явятся в лавку за покупками...

Не успел Эдеварт в понедельник расплатиться в лавке за робу и уже собирался уехать, как пришёл старший приказчик Лоренсен и передал от имени Кноффа, что с этого дня Эдеварт будет получать жалованье матроса на шхуне. Эдеварт всё ещё был сердит и, поблагодарив, отказался: когда ещё шхуна пойдёт на Лофотены! Он не хочет даром брать деньги Кноффа. Так ему и передайте.

Однако он всё-таки оставил в усадьбе свой мешок — за ним всегда можно вернуться. Взял лишь узелок с необходимой одеждой.