Кнут Гамсун - Скитальцы

Карел: Он предложил мне купить Доппен. Но без водопада.

Точно, без водопада.

Эдеварт отправился домой в ещё более удручённом состоянии духа. Это было предупреждение. А вообще-то зачем ему Доппен, если он снова остался один? Да ради Бога, пусть Ромео берёт его за долги!

Вернувшись домой, Эдеварт принялся косить. От волнения он работал как одержимый, разговор с Карелом выбил его из колеи, он весь взмок от пота; коса хорошо брала влажную от росы траву, и там, где он прошёл, луг оставался чистым. Только бы ещё часок не стемнело, тогда он успеет покончить с первым клином, а завтра раскидает траву, переворошит её к обеду и вечером уберёт под крышу. Он не какой-нибудь новичок в крестьянском деле, как считает его братец Йоаким, что-что, а работать он умеет.

Закончив работу, он поспал часа два и снова был на ногах.

Светало, и день обещал быть жарким. Может, косить дальше? Роса продержится ещё часов семь, он покажет Йоакиму, на что он способен! Не отдохнув после вчерашнего, забыв про еду, он снова был уже на покосе.

Эдеварт был сильный и умел работать, коса пела, трава ложилась волнами, за ним оставалась широкая, скошенная полоса. Правда, он не был уверен, что поступает правильно, скашивая сразу всю траву, а вдруг погода не позволит высушить её, но это его не остановило.

Закончив косить, он пошёл домой, достал сухари с копчёным мясом, сварил кофе и выпил его с патокой; в десять роса уже высохла, и он начал раскидывать тяжёлую сырую траву, её было не меньше двадцати возов. Под конец он чуть не падал с ног от усталости и, не успев лечь, погрузился в сон.

Проснулся Эдеварт с ясной головой, а не покидавшая его тревога лишь обострила эту ясность. Ему больше не казалось несправедливым желание Ромео продать Доппен, Эдеварт заслужил это за то, что обманул старого Кноффа, когда покупал для него рыбу на Лофотенах несколько лет назад, теперь эти деньги вернутся к своему хозяину.

И хватит об этом.

А Лувисе Магрете? Это было уже другое дело. Первый раз ему стало горько. Что ни говори, а она таки сбежала от него с Андерсом Воде. Таки сбежала. Разве не она с начала и до конца виновата в том, что он, взрослый человек, сидит здесь, не имея за душой ни гроша, и питается всухомятку, как в самые бедные дни детства? У него накопилось много обид на неё, а как она изменилась, он даже стал бояться её. Ни её страсти, ни нежности нельзя было доверять, и эти мгновения сопровождались нескромными словами и восклицаниями, от которых ему становилось неловко. А как понимать, что она нисколько не опасалась последствий? Стало быть, там, в чужой стране, она выучилась штучкам, о которых он только слышал и которые были ему противны? Она делала и ещё кое-что, вызывавшее в нём протест: как-никак он вырос в религиозной семье, а Лувисе Магрете ничего не стоило осквернить воскресенье, усевшись за шитье, когда пастор читал в церкви проповедь. О, она стала такой развязной, такой самоуверенной, оно и ладно бы, но как же она была теперь не похожа на прежнюю застенчивую и скромную Лувисе Магрете! Какое отношение имеет бесстыдство к любви? Доставляло ли оно Лувисе Магрете удовольствие, было ли ей по вкусу, делало ли её более весёлой и счастливой? Нет, это была не испорченность, а фокусы, которым она научилась. Эти кудряшки, которые и не шли ей вовсе, шляпка, ботинки на шнуровке, городское платье — да ещё непременно что-то на шее, из-за чего её лицо казалось старше, жёстче и менее красивым, — всё это решительно не шло Лувисе Магрете, однако нравилось ей, она привыкла к этому и уже не могла без этого обходиться. А что означала её шутка с цветком в петлице? Они так делали на пикниках, сказала она, чем смутила его, такого с ним ещё не бывало. А порой она не могла припомнить какое-нибудь норвежское слово и говорила: Как это сказать... я знаю это только по-английски! Она говорила искренно, но как-то уж слишком глупо для хозяйки Доппена в Фусенланнете. Английский язык, что это такое? Вот Август знал русский, но при этом не забывал норвежских слов. А она забывала и говорила по-английски в лавке и с Андерсом Воде, и со старшим приказчиком Лоренсеном. Эдеварту было неприятно слышать их разговор, но разве попросила она хоть раз Хобьёрг спеть ему какую-нибудь английскую песенку? Ни разу. Ладно, всего тебе доброго, кокетничай и говори по-английски там, за Атлантическим океаном, ради Бога! Но сам он, Эдеварт, был бы сейчас совсем другим человеком, если б никогда не повстречал Лувисе Магрете Доппен...

И об этом тоже хватит.