Элизабет Гаскелл: Жены и дочери

– А я в предвкушении этого события буквально лишилась сна, – сообщила ему мисс Феба. – Я ведь еще никогда не бывала в поместье. Сестра же неоднократно посещала его. Но, к несчастью, хотя мое имя вот уже три года кряду значится в списке гостей, графиня никогда не упоминала меня в своем личном послании. А вам прекрасно известно, что я ни за что не стану навязываться и не сочту возможным явиться в столь роскошное поместье без приглашения. Да и как можно, право?

– В минувшем году я говорила Фебе, – подхватила ее сестра, – что, по моему мнению, графиня совершила непреднамеренную ошибку, если можно так сказать, и что ее милость наверняка сочла бы себя уязвленной, как и любая другая особа на ее месте, не найдя Фебу среди школьных попечительниц. Но, видите ли, мистер Гибсон, у Фебы настолько деликатный склад ума, что, несмотря на все мои уговоры, она отказалась ехать и осталась дома. И, уверяю вас, я не получила никакого удовольствия от визита, вспоминая лицо Фебы за оконными занавесками, когда она смотрела мне вслед. Глаза ее были полны слез, уж можете мне поверить.

– Я действительно выплакалась вволю после того, как ты уехала, Салли, – призналась мисс Феба, – но тем не менее полагаю, что была права, воздержавшись от поездки туда, куда меня не приглашали. Вы согласны со мной, мистер Гибсон?

– Целиком и полностью, – ответил он. – Зато в этом году вы едете, а в минувшем об эту пору шел дождь.

– Да! Я помню! Я как раз решила разобрать свой гардероб, чтобы привести себя в порядок, так сказать. И настолько увлеклась, что пришла в неописуемое удивление, услышав, как по оконным стеклам барабанит дождь. «Боже милостивый, – сказала я себе, – что же станется с белыми атласными туфельками сестры, если после такого ливня ей придется ступать по мокрой траве?» Видите ли, я много думала о том, что у нее такие славные туфельки. А в этом году она сделала мне сюрприз и подарила такую же атласную пару, как и у нее.

– Молли знает, что должна надеть свое лучшее платье, – сказала мисс Браунинг. – Мы можем одолжить ей бусы или какие-нибудь другие искусственные украшения, если она захочет.

– Молли наденет простое белое платье, – с некоторой поспешностью возразил мистер Гибсон, поскольку решительно не одобрял вкусов обеих мисс Браунинг в том, что касалось одежды, и не желал, чтобы его дочь выряжалась в соответствии с их представлениями. В этом он рассчитывал на свою старую служанку Бетти, полагая ее вкусы куда более простыми и естественными. Мисс Браунинг позволила себе подпустить толику раздражения в голосе, когда выпрямилась во весь рост и проговорила:

– Что ж, очень хорошо. Уверена, что вы совершенно правы.

Но мисс Феба добавила:

– Молли наверняка будет выглядеть прелестно, что бы она ни надела.

В десять часов утра в тот знаменательный четверг экипаж из поместья Тауэрз приступил к работе. Молли была готова задолго до того, как он впервые появился на горизонте, хотя было условлено, что она с обеими мисс Браунинг должна будет сесть в него не ранее последнего, четвертого раза. Она тщательно умылась с мылом, и теперь личико ее сияло чистотой; что же до кружев, платья и лент, то и они поражали белизной. Девочка набросила на себя черную накидку, принадлежавшую ее матери; богато расшитая тесьмой и кружевами, она выглядела на ребенке причудливо и старомодно. Впервые в жизни Молли надела лайковые перчатки; до той поры ей случалось носить лишь хлопчатобумажные. Они оказались слишком велики для ее маленьких и пухленьких, будто перевязанных, пальчиков, но, поскольку Бетти заявила ей, что они предназначены на вырост, то все было в порядке. Девочка не находила себе места от волнения и даже едва не лишилась чувств от долгого утреннего ожидания, хотя Бетти говорила ей, что когда с нетерпением ждешь чего-либо, то время тянется невыносимо медленно. Молли не сводила глаз с извилистой улочки в ожидании экипажа, пока по прошествии двух часов он наконец не приехал за нею. Ей пришлось сесть на самый краешек, чтобы не помять новые платья обеих мисс Браунинг; при этом не слишком подаваться вперед, дабы не досаждать толстой миссис Гуденоу и ее племяннице, которые заняли передние места; словом, сам факт того, что она сидела среди них, вызывал большие сомнения, но еще большие неудобства доставляло ей осознание того, что ее намеренно поместили в самый центр экипажа, выставив на обозрение всего Холлингфорда. День был слишком торжественным, чтобы маленький городок продолжал жить своей обычной жизнью. Из верхних окон выглядывали служанки; жены лавочников стояли в дверных проемах; домохозяйки выбегали из своих домов, держа на руках младенцев; а детвора, слишком маленькая для того, чтобы знать, как следует вести себя прилично при виде графской кареты, приветствовала ее радостными воплями. Женщина у сторожки распахнула ворота и присела в низком реверансе перед разряженными гостями. И вот они въехали в парк; а когда вдали показалось поместье, в экипаже, битком набитом дамами, воцарилась благоговейная тишина, которую нарушило едва слышное замечание племянницы миссис Гуденоу, особы приезжей, которое она позволила себе, когда они остановились перед полукруглыми ступенями, ведущими к дверям особняка.