(Обращаясь к Натану.)
Натан, вы много
Берете у меня, но столь же много —
Нет! бесконечно больше! — мне даете!
(Обнимает Рэху.)
Натан
Храмовник
Бланда? Бланда? А не Рэха,
Не ваша Рэха? Боже! Вы хотите
Из-за меня от дочери отречься,
Ей имя христианское вернуть?
Натан! Натан! Ничто не изменилось
Для вас и для нее!
Натан
О, мои дети!
Брат дочери моей, надеюсь, тоже —
Мое дитя?
Пока Натан обнимает их, Саладин в тревожном ожидании подходит к Зитте.
Саладин
Сестра! Ну что ты скажешь?
Зитта
Саладин
А я предвижу
В священном ужасе, что нам с тобой
Растрогаться сегодня предстоит
Еще сильней… Так будь к тому готова.
Зитта
Саладин
Натан подходит к Саладину, а Зитта к Рэхе и храмовнику, чтобы высказать им свои чувства.
Натан и Саладин говорят вполголоса.
Послушай-ка, Натан, ты вскользь как будто
Упомянул…
Натан
Саладин
…что не был немцем
Его родитель. Кто же был он родом?
И из какой он выехал страны?
Натан
Со слов его я ничего не знаю,
Он никому о том не говорил.
Саладин
Он франком не был? Не был европейцем?
Натан
О, этого он вовсе не скрывал.
Одно могу сказать о нем, что он
Всем языкам предпочитал персидский.
Саладин
Персидский? В самом деле? Значит, это —
Бесспорно он!
Натан
Саладин
Натан
Ну, раз ты сам об этом догадался,
То вот и подтверждение тому.
(Передает ему служебник.)
Саладин
(жадно раскрывая книгу)
Его рука! Ее ли мне не помнить?
Натан
Еще они не знают ничего!
Ты можешь скрыть иль сообщить им тайну.
Саладин
(перелистывая книгу)
Ужели же отречься мне от них,
Моих сородичей, детей Ассада?
Ужели ж я тебе их уступлю?
(Громко.)
Они! Они! Ты слышишь, Зитта? Оба,
Он и она, — племянники твои!
(Устремляясь к ним.)
Зитта
Что слышу я? Могло ли быть иначе?
Саладин
(храмовнику)
Теперь ты должен полюбить меня,
Строптивец!
(Рэхе)
Хочешь ты того иль нет,
А я теперь отец тебе!
Зитта
Храмовник
Так кровь твоя в моих струится жилах
И песни, что мне некогда певали,
Обманом не были?
(Падает к его ногам.)
Саладин
(поднимая его)
Каков злодей!
Он что-то знал, а чуть меня не сделал
Убийцею своим? Ужо тебе!
При молчаливых взаимных объятиях всех участников явления занавес опускается.
Басни в прозе
Перевод А. Исаевой
{150}
Я лежал у ручья в глухой чаще леса, где мне не раз удавалось подслушать разговор зверей, и под тихий плеск его струй старался облечь один из моих вымыслов в тончайший поэтический наряд, столь излюбленный басней, избалованной со времен Лафонтена. Я размышлял, выбирал, отбрасывал, лоб мой пылал… Все напрасно — лист бумаги, лежавший передо мной, оставался все так же девствен. В раздражении я вскочил… но что это? Передо мной стояла она сама — Муза басни {151} .
И она сказала мне, улыбаясь:
— Ученик мой, к чему эти бесплодные усилия? Правда нуждается в прелести басни; но нуждается ли басня в прелести гармонии? Смотри не пересоли. Довольно и вымысла поэта; изложение же пусть будет непринужденным, это дело прозаика, как смысл — дело мудреца.
Я хотел было ответить ей, но Муза уже исчезла. «Исчезла? — спрашивает меня читатель. — Да ты небось просто решил нас провести! Жалкие выводы, к которым привела тебя твоя беспомощность, ты вложил в уста Музы! Впрочем, довольно обычный прием…»
Великолепно, читатель! Никакая Муза мне не являлась. Я просто рассказал тебе басню, из которой ты уж сам позаботился вывести мораль. Я не первый и не последний из тех, кто вкладывает свои измышления в уста божественного оракула и потом выдает их за его афоризмы.
Читать дальше