Томас Гарди - Том 3. Повести. Рассказы. Стихотворения

Мы повстречались за углом
С соперником моим.
С тех пор как я покинул дом,
Не виделись мы с ним.
И вновь я вспомнил обо всем,
Что больно нам двоим.

Я увидал ее тотчас
Ту, что любил и он,
Чей прах, наверно, и сейчас
Лежит непогребен.
Она опять воскресла в нас,
Как призрак тех времен!

Гляжу — в его застывшем взгляде,
В расширенных зрачках
Вновь память вспыхнула об аде,
О крови, о слезах…
Но тут и он, к моей досаде,
Мой заприметил страх.

Однако, дав уйти испугу,
Мы разошлись бесстрастно,
Ни слова не сказав друг другу
О драме той ужасной.
Но не уйти нам от недуга,
Что жжет нас ежечасно.

Он хочет жить темно и тихо,
Ему противны свет, шумиха,
Молва, визиты в знатный дом
И лесть, и клятвы за столом.
Он не нуждается в участье
Богатства, красоты и власти
И в чувствах тех, кто в дальний путь
Спешит, чтоб на него взглянуть.

Когда же весть до вас дойдет,
Что он окончил круг забот,
В час сумеречный, час унылый
Скажите над его могилой:
«Тебя любили две души».
И день в кладбищенской тиши
При свете звезд умрет спокойно.
Так будет честно и достойно.

Я — то, что не умрет,
Нить сходства и родства,
Я — тот подземный крот,
Что слышен вам едва;
Но смертное — прейдет,
А я всегда жива.

Я — очертанье лба,
Жест, голос или взгляд,
Я шире, чем судьба;
Пускай лета летят
Ни время, ни гроба
Меня не поглотят.

Указательный столб там стоял на пригорке крутом
Неказист, невысок,

Где мы с ней задержались немного, осилив подъем,
На распутье вечерних дорог.

Прислонившись к столбу, она локти назад отвела,
Чтоб поглубже вздохнуть,

И на стрелки столба оперла их — и так замерла,
Уронив подбородок на грудь.

Силуэт ее белый казался с распятием схож
В сизых сумерках дня.

«О, не надо!» — вскричал я, почуя, как странная дрожь
До костей пробирает меня.

Через силу очнулась, как будто от страшного сна,
Огляделась кругом:

«Что за блажь на меня накатила, — сказала она.
Ну, довольно, пойдем!»

И пошли мы безмолвно в закатной густеющей тьме
Все вперед и вперед,

И, оглядываясь, различали тот столб на холме
Среди мрачных пустынных болот.

Но в ее учащенном дыханье таился испуг,
Искушавший судьбу:

«Я увидела тень на земле, и почудилось вдруг,
Что меня пригвоздили к столбу».

«Чепуха! — я воскликнул. — К чему озираться назад?
Не про нас — эта честь».

«Может быть, — она молвила, — телом никто не распят,
Но душою распятые — есть».

И опять побрели мы сквозь сумерки и времена,
Прозревая за тьмой

Муку крестную, что на себя примеряла она
Так давно. — Боже мой!

I

Посещая храм
По воскресным дням,
Там, на месте своем,
Повторяя псалом
Или тихо хвалу
Бормоча в углу,
В пору летних засух,
Когда мается дух,
В должный день и час
Слушая рассказ
Про годину мытарств
Из Книги Царств,
Как библейский пророк
От скорбей и тревог
В пустыню бежал
И смерти там ждал,
Но Господь перед ним
Явился незрим,
Буря вдруг пронеслась,
Земля сотряслась,
И повеял чуть слышный
Голос воли всевышней,
Мог ли я ожидать,
Ловя благодать
В блеске милых очей
И церковных лучей,
Что придет такой час,
Когда тот же рассказ
О гонимом провидце
В сердце мне постучится
И ознобом, как лед,
По спине проберет?