Анна Потоцкая - Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Назойливое поведение де Прадта послужило причиной того, что красавица внезапно покинула Варшаву. По-видимому, окружающая обстановка ее сильно стесняла, и она предпочла запереться в своем скромном убежище и здесь ожидать конца событий.

Мой муж, следуя общему движению, отправился в Вильну, где занял место во временном правительстве, только что организованном императором [44] Александр Потоцкий был назначен обер-шталмейстером. . А я в это время вместе с детьми оставалась в Натолине, занимаясь устройством этого чудного имения.

Де Прадт, наслышанный о прелестях этого уголка, пожелал лично убедиться в правдивости слухов и написал мне письмо, в котором выразил желание быть приглашенным на обед. Меня удивила такая фамильярность и бесцеремонность, тем более что я совершенно не подавала никакого повода к подобному приглашению, но я, разумеется, ответила так, как того требовали приличия.

Мы наблюдали за тем, как жирные андалузские лошади с трудом привезли посла. День был очень жаркий, и де Прадт чувствовал себя весьма утомленным. Отдохнув, он снова затянул свои старые, избитые анекдоты, из которых самый свежий касался времен мадам де Помпадур, путешествия в Марли и т. п. Замолчал он только тогда, когда мы перешли в столовую, но и здесь пришлось выслушать длинные разглагольствования о каждом подаваемом блюде. Он очень удивлялся, что в Польше умеют так хорошо готовить, и столько об этом говорил, что я наконец не выдержала и сообщила, что мой повар – француз. Его удивление было безгранично, и он не переставал засыпать меня вопросами о том, как его имя, где он родился и где обучался своему мастерству. Я не знала этих подробностей, и мне пришла в голову мысль позвать самого повара. Эта глупая сцена произвела, по-видимому, очень тяжелое впечатление на молодых людей из посольства, и они имели очень сконфуженный вид. Я поднялась из-за стола, заявив, что уже пора отправляться на прогулку, которую мы собирались осуществить.

Все общество поспешило на мызу, где нас уже ждали коляски, а посол уехал домой. Было то время года, когда комары особенно назойливы и злы: как будто злая фея нарочно созвала их в это очаровательное местечко, чтобы гости не подумали, что находятся в раю. Упоминаю об этом потому, что эти маленькие насекомые послужили причиной появления прелестного стихотворного экспромта. Самый молодой из посольских, о котором я уже упоминала, господин де Пана, очень занятый своей маленькой особой, надоел нам своими горькими жалобами и громкими возгласами, сопровождавшими каждый укус комара. К концу прогулки он возопил, что уже умер, так как последний комар его доконал, и теперь, будучи съеден этими «людоедами», ему остается только быть погребенным.

Я пришла в восторг от перспективы иметь у себя в парке надгробный памятник и предложила придумать для него эпитафию. Спустя несколько минут господин де Бреванн прочитал стихотворение, которое написал в своей записной книжке тут же, прогуливаясь. Оно дает яркое представление об изяществе и грации его ума.

Это трехстишие привело в восхищение как всех нас, так и господина де Пана, который с чисто французской веселостью смеялся над собой.

Остроумный и любезный народ, прелестная страна, которую я, может быть, никогда больше не увижу, прекрасные качества которой я так ценю и воспоминания о которой живо храню в своей памяти, – шлю тебе отсюда свой искренний привет! Если бы мне суждено было снова начать тот трудный путь, который называется жизнью, я хотела бы родиться француженкой! Это не значит, что я отрекаюсь от своего отечества, Боже сохрани! Чем тяжелее лежащий на нем гнет, тем больше оно имеет право на любовь своих сынов. Но если бы нам было предоставлено право выбора, то не естественно было бы улучшить свою судьбу, чтобы избежать стольких обманутых надежд, стольких непоправимых несчастий?..

Вернусь еще раз к господину де Прадту, чтобы больше о нем не говорить. Покидая наш дом, чтобы занять дворец Брюля, он решил, что вполне совместимо с его достоинством оставить что-нибудь на память моему свекру. В Вилянуве он восхищался прекрасной картинной галереей графов Потоцких и, зная, что мой свекор, создатель этой галереи, был в одно и то же время и любителем, и знатоком, попросил у него разрешения прислать ему какой-нибудь chef-d'oeuvre . «Он не испортит вашей коллекции», – заверил он.