Альфонс Доде - Том 3. Фромон младший и Рислер старший. Короли в изгнании

— Держу пари, что нет, — заявил принц Аксельский.

— Сколько?

— Две тысячи луидоров.

— Согласен… Спроси книгу, Ватле.

Книга, в которую заносились пари членов Большого клуба, была в своем роде не менее любопытна и поучительна, чем конторские книги притона Льюиса. Самые громкие имена французских аристократов скрепляли здесь своей подписью самые невероятные, глупейшие пари: так, например, герцог де Курсон-Люней, проспорив все до одного волоска на своем теле, вынужден был на манер мавританки выщипать их, а потом в течение двух недель не мог ни ходить, ни сидеть. Были и еще более сногсшибательные пари, и под ними стояли подписи потомков самых славных и знатных родов, потомков, не постыдившихся замарать свое имя в этом альбоме сумасбродства.

Вокруг державших пари толпились с почтительным любопытством члены клуба. И этот нелепый и циничный спор, быть может, простительный захмелевшей молодежи, у которой веселость переливается через край, здесь, где преобладали почтенные лысины, представлявшие в клубе высшие круги общества, здесь, где била в глаза геральдическая пышность подписей, — этот спор принимал характер договора между двумя державами, от которого зависела судьба всей Европы.

Составлено было пари следующим образом:

Третьего февраля 1875 года его величество Христиан II держит пари на две тысячи луидоров, что в конце этого месяца он будет спать с Шифрой Л…

Его королевское высочество принц Аксельский принимает пари.

«Вот тут бы им и подписаться: Забавник и Куриный Хвост!..» — унося книгу, подумал Ватле, и его лицо светского клоуна исказила судорога злобного смеха.

— Ну, ну! Это мы уже слыхали!.. «Дэ, дэ!.. Yes!.. [34] Да! (англ.) goddam!.. [35] Черт побери!.. (англ.) shoking… [36] Безобразие… (англ.) ». Вы этим отделываетесь, когда вам не хочется платить и не хочется говорить про уплату… Но со мной этот номер не пройдет… Пора нам с вами свести счеты, старый пройдоха…

— Послушэйт, мастер Лебо: вы говорите со мной с такой зэпэлчивостью!..

Перед тем как произнести слово «зэпэлчивость», знанием которого Д. Том Льюис, видимо, очень гордился, коль скоро повторил его три раза подряд, он запрокинул голову и, выпятив грудь, натянул манишку с огромным белым, как у clergyman’а [37] Духовной особы (англ.). , галстуком, так что лица его теперь почти не было видно. А зрачки у Тома Льюиса бегали, бегали, и хотя глаза его были широко раскрыты, но его мысли, и без того темные, были теперь совершенно неуловимы, тогда как в зыбком, ползучем взгляде его противника, смотревшего из-под полуопущенных век, проступила сейчас, в отличие от юлившего англичанина с его плутовской многоречивостью, откровенная хищность, и не только во взгляде: хищность была написана на всей его узкой, гладкой мордочке ласки. Светлые завитые локоны, строгий, наглухо застегнутый черный сюртук, безукоризненные манеры, такт — все это делало его похожим на прокурора из старого парижского суда. Однако истинное лицо человека никогда не обнаруживается с такой определенностью, как во время пререканий и ссор из-за денег, — вот почему сейчас этот вышколенный, отполированный, как ноготь, приятнейший Лебо, бывший ливрейный лакей в Тюильрийском дворце, любимчик королевской семьи, показал свою подлинную сущность — сущность омерзительного холуя, жадного и корыстолюбивого.

Чтобы укрыться от весеннего ливня, затопившего двор, сообщники зашли в обширный, заново оштукатуренный каретник, белые стены которого были до половины закрыты плотными циновками, предохранявшими от сырости множество великолепных экипажей, стоявших рядами, колесо против колеса, начиная с парадных карет, сверкавших зеркальными стеклами и позолотой, и кончая комфортабельным four-in-hand’ом [38] Экипажем, запрягающимся четверкой (англ.). для выездов на охоту, беговыми дрожками, санками, на которых королева каталась по замерзшим озерам, и у каждого из этих отдыхавших в полусумраке сарая экипажей, у каждого из этих породистых животных, дорогих, лоснящихся, похожих на сказочных коней ассирийских легенд, чувствовался свой особый нрав: у кого — резвый, у кого — смирный. Соседство конюшен, откуда слышались фырканье лошадей и звонкий стук копыт, бивших в деревянный настил, седельная, в полуотворенную дверь которой были видны навощенный паркет, панель, какая бывает в бильярдных залах, всех видов хлысты в козлах, упряжь, седла на подставках, в виде трофеев выставленные вдоль стен каретника и поблескивавшие сталью стремян, переплетения уздечек — все это усиливало впечатление комфорта и великолепия.