Владимир Короткевич - Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

— Схватить бы, — шепнул Роскош.

— Ну и дурачина, — прошелестел цыганистый. — Всем известно: клинки прикреплены к ножнам. Чтобы не хватали оружие при особе короля, если ругаться начнут.

Трон белой кости, украшенный золотом в другом конце. Два железных животных словно окружили его с двух сторон: волк и орёл.

Возле стен стояли скамьи, застланные покрывалами из сукна и мехов, и скамьи-сундуки со спинками. Из одной такой скамьи слуга, откинув сиденье, доставал сейчас се­ребряные и золотые кубки, длинные столовые ножи — в каждом дюймов пятнадцать, — ложки и прочее. Клал их на разостланную скатерть. Во время больших приёмов к этим скамьям приносили и ставили буквой «П» столы.

У цыганистого, когда увидел такое богатство, даже заблестели глаза. А Богдан и внимания не обратил. Смо­трел на резные спинки скамей. На них сидели за столами люди в богатых одеждах, чокались огромными кубками и кружками, вгрызались в окорока и оленьи сёдла.

— Богато жрут, — проглотив слюну, шепнул он.

— Замолчи! — рявкнул Пархвер.

Маленькие, страшно маленькие, они шли по залу.

Своды были где-то неизмеримо высоко, даже значитель­но выше недостижимого дневного света из окон. Даже настолько выше его, что безнадежно терялись во мраке. Кружилась голова, если случайно глянешь вверх.

Тускло блистал над троном серебряный овал с впи­санным в него прямым шестиконечным крестом — ста­рой, ещё до времён Волчьего Хвоста [3], эмблемой этих земель. Языческой ещё эмблемой, которую оставили за схожесть со знаком Креста.

— Эно... взгляни, — сказал Акила Киёвый, — эно... Юрий святой.

Ещё выше креста, уже почти в полном мраке, возно­сился над всем, угрожал мечом и прикрепленным к стре­менной петле копьём железный, покрытый помутневшим серебром конный богатырь, общий Патрон.

— Н-ну, вороново мясо, — сказал со смехом Пархвер. — Побыстрее, холеры. Вам и Юрий не поможет. Moгy вот вам под конец чудо показать. Ну-ка ты, лысый, задница святого Петра, ступай к княжескому месту.

Жернокрут колебался.

— Ступай-ступай. Убивать не буду.

Мирон медленно пошёл. Перед княжеским местом пол зада немного, на три-четыре узких ступеньки, подни­мался. Жернокрут ступил на первую, вторую, третью... И тут случилось что-то такое, от чего можно было посе­деть. Звучный, металлический, страшный по силе лай за­бился о стены, начал взрываться под сводами.

Взъерошив железную, похожую на перья, щетину загривка, широко раскрывая пасть, бурчал, лаял желез­ный волк. Медленно поднимались крылья орла.

Жернокрут кубарем скатился вниз, побежал к осталь­ным. Лай умолк, и от внезапной мёртвой тишины зазве­нело в ушах.

— И железо на вас лает, — оскалил зубы Пархвер. — Потому что каждому своё место. И никакому человечку без позволения выше первой ступеньки не идти, и впе­рёд не бросаться, и место своё знать... Ну, побыстрее, по­быстрее.

Молча потащились они по коридору первого вос­точного нефа.

— Что будет? — очень тихо спросил у Юрася тот, кого он звал Иосией.

— Боюсь — конец, — ответил Братчик. — Иначе он бы нам того тайного средства от покушений не показал. Ты слыхал когда-либо об этом?

— Нет.

— И я. Всё, значит, уже решено.

Они шли в мрачной тишине. Трепетали огни фа­келов.

— Руки связаны, — пожалел Братчик. — Не думал я, что такой скорый будет конец.

Иосия промолчал.

...Они поднялись по крутым ступеням и вошли в судный зал.

— Микипор, — обратился Пархвер. — Ступай сей­час к войту, возьми у него ключи от пыточной и камен­ных мешков.

— Не надо, — вмешался вдруг мягкий, очень бога­тый интонациями голос из угла. — Отдохни, сын мой Микипор. Я схожу сам. Мне надобно видеть войта.

Никто не заметил, что в тёмном углу за столами сидел над свитком Флориан Босяцкий, и потому все вздрогнули от неожиданности.

Тайный рыцарь Иисуса набросил на голову капюшон и не пошёл, а поплыл к выходу.

Проходя мимо Юрася, ласково дотронулся ладонью до его руки. Исчез. Братчика передёрнуло. Он впервые видел тут таких людей. Словно что-то тайно-нечистое, хо­лодное, недоступное никаким страстям, опоганило руку. Словно, проснувшись ночью, с ужасом почувствовал на ней скользкий ход змеи.

— Ключ от пыточной? — невразумительно спросил Акила. — Эно... Оно, сказать бы, зачем?

Пархвер улыбнулся:

— А ты что думал, дубовая ты палка, тебя сюда выпи­вать привели? Напрасно покойник, их святейшество Сикст, создал инквизицию? Да он за это в лоне Авраамовом.

— В лоне самого сатаны, — загрохотал Богдан. — Не смеете трогать! Я белорусский шляхтич, а они — мои друзья.