Владимир Короткевич - Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

Толпа заревела. Палки взлетели над головами. Bрезались друг в друга две массы, смешались, сплелись. Ше­ствие, разубранное в золото, ударилось о живой заслон, начало сверлить его, стремясь стать между дерущимися. Это, однако, не удавалось. Над местом драки стоял запах пота и запах ладана, висела ругань и дикие звуки псалмов, качались — всё вперемешку — кресты, палки, копья.

Сверху всё это сильно напоминало три стрелы, нацеленные остриями одна в одну, крест с отломанное ножкой.

У креста не хватало одной части. Но в самый разгар стычки появилась и она: из Малой Скидельской улицы медленно выходили тринадцать человек в рядне. Тринадцать, покрытых пылью всех бесконечных белорусских до­рог. Таких печальных, таких монотонных, таких ласковых.

— Стой-ойте! Смотри-ите! — закричал кто-то.

Крик был таков, что драка сразу поутихла. Oшеломлённое молчание повисло над толпой. Кирик видел, что все переглядываются, но никто ничего не понимал.

И вдруг — сначала несмело, а потом яростно — раска­тился над гурьбою богатых хохот.

Хлебник показывал пальцем на шествие:

— Взгляни, этот в мешковине...

— Крест несёт, — хохотал рыбник. — И венец. Эй, дядька, лоб поколешь!

Хохот вскоре заразил и бедных мещан.

— Морды у них что-то мятые, — скалил зубы Зенон.

Клеоник держался за живот:

— Нет, вы смотрите, какая у него морда мошенни­ческая. Святой волкодав.

Не смеялся один Лотр. На губах его была брезгли­вость. Даже он не понял, что это мистериане.

— Этого ещё не хватало. Самозванцы.

— Сказано ведь, явятся лжепророки, — пробасил Комар.

Всё ближе подходили к молчаливой гурьбе те три­надцать.

— Сотник, возьми их, — повелел Лотр.

Корнила подал знак страже и медленно двинул­ся навстречу лицедеям. Тронуть человека с крестом всё же не посмел. Протянул руку к грузному Богдану Роскошу.

— Не тронь меня, — налился кровью Богдан. — Я бе­лорусский шляхтич!

Но стража уже бросилась. На глазах у бездеятель­ной толпы закипела яростная, короткая стычка.

— Мы лицедеи! — кричал Братчик, но никто не слы­шал его в общем шуме.

Апостолы сопротивлялись отчаянно. Особенно один, чёрный, как цыган, с чёрными, блестящими глаза­ми. Ставил подножки, толкал — с грохотом валились во­круг него люди в кольчугах. Наконец на него насели впя­тером, прижали к земле. Он извивался в пыли, как угорь, и кусал врагов за икры.

— Вяжи самозванцев! — крикнул Пархвер.

Лишь тут Братчик понял, чем пахнет плен, и начал действовать крестом. Дрался он с удивительной ловкос­тью: можно было смотреть и смотреть. Ни одна из городенских мечных или секирных школ не учила воспитан­ников чему-либо подобному.

Вертел крест, бил им с замаха и уколом, подсекал его точь-в-точь под занесённое для удара древко гизавры, и древко ломалось, как соломинка. Рядом с ним действовали и остальные, — Акила с разворотом бросал воинов от себя, — но все смотрели лишь на человека с крестом.

Уже скрутили всех остальных, уже свалили даже Богдана, который рвался к фургону за саблей, а Братчик всё ещё вертелся между нападавшими, рычал, совершал ложные выпады, бил крестом, ногами, головой. В конце концов, кто-то бросил ему под ноги петлю, и он, не за­метив, отступил и стал одной ногою в неё. Верёвку дёрнули, она свистнула, и человек тяжело грохнулся всем телом на крест.

Несколько минут над ним ещё шевелилась человечья куча. Потом всё утихло.

Схваченных потащили по рынку к замковому мосту.

Как удар грома, упала за ними решётка врат.

...Толпа молчала. На площади всё ещё царило недоразумение. Пользуясь им, крестному ходу удалось ущемиться между противниками и постепенно начать давить на них и разводить гурьбы всё дальше и дальше друг от друга. Только что произошло такое странное, что драться уже не хотелось, а хотелось обсуждать. Да и редко кто вознамерился бы лезть на врага через кресты, хоругви и помосты со статуями. Ненароком ещё святых оскорбишь.

Народ постепенно начал расходиться. Редели и расплывались толпы. Только что это были два кулака. Теперь — две руки с разжатыми пальцами.

— Это что же было? — в недоразумении спросил Зенон.

Дударь и Вестун пожали плечами. Мечник Турай плюнул.

— Самозванцы, — брезгливо молвил Клеоник. — А дрянь это, хлопцы.

— Ну вот, эту дрянь сейчас потеребят, — слегка будто бы нескладно произнёс бургомистр.

— Потеребят, — согласился хлебник. — Там, брат­цы, такие железные раки водятся! Клешни — о-го-го!

Клеоник брезгливо поморщился.