Лев Гумилёв - Дар слов мне был обещан от природы

Сердце кровью, а душа золой
Ныне стали от разлуки злой.

У меня разрушил веру, ум
Глаз твоих безжалостных разбой.

От твоих смущающих бровей
Изогнулся стан, досель прямой,

Вспыхнула душа от губ твоих
И, растаяв, сделалась водой.

Светлый лик твой блещет серебром,
Золота желтей — усталый мой.

Чтоб мне видеть блеск светил, с лица
Отведи блестящий локон твой.

Навести Лутфи — иль он умрет
От тоски, не встретившись с тобой.

Кравчий, поднеси мне чару багреца,
Ум и мир унылы, словно два истца.

Знаю, что отправлен на меня донос,
Что молить бесцельно друга-подлеца.

Но когда запястье блещет над вином,
И вино целует губы и сердца,

И вино сверкает словно серебро —
Выпью горечь чаши, выпью до конца.

Родинка мелькнула на ее щеке,
Косы ниспадают вдоль ее лица.

Сердце — в косах, словно ласточка в силке.
Жадность губит птицу, губит и сердца.

Птица души устремилась туда, где она,
Сколько б обид ни творила мне дева-весна.

Если она не верна мне, то что же… пускай.
В мире лукавом и жизнь никому не верна.

«Дам я тебе наслажденье», — раз она молвила мне.
Но не любовью, а снова горечью доля полна.

Больше терпеть я не в силах, кровь да падет на нее,
Но осужденной за это нежная быть не должна.

Лика ее отраженьем светится стих у Лутфи,
Так соловьиному пенью розой лишь прелесть дана.

Ты кипарисом жасминногрудым, возросши, стала,
Шалуньей злою и вместе чудом, возросши, стала.

Я думал, будешь ты словно месяц, а ты как солнце
Иль дух, явившийся ниоткуда, возросши, стала.

Тебя похвалят, и ты смущенно лицо скрываешь,
Сама же знаешь, что изумрудом, возросши, стала.

Лутфи все тайны лица откроет и всем расскажет,
Что ты и речью блистать повсюду, возросши, стала.

В глазах твоих к стонам моим я не зрел состраданья,
Душа моя стала добычей их, пойманной ланью.

В ответ на обиды от ней одного опасаюсь:
Что вдруг помешаю ее своенравным желаньям.

Как память об этих слезах, когда буду в могиле,
Роса на гробницу падет запоздавшею данью.

Не взять мне в ладонь ее косы, защиты
От черного счастья нам нет, и бесцельны страданья.

Увидев в глазах ее мглу и холодные искры,
Не вижу я ночи и звезд первозданных собранья.

В разлуке Лутфи остаются лишь стоны да слезы…
Ужель ты не чувствуешь горечи в этом стенанье?

Степь зелена, но роза лика где?
Где стройность кипариса, где?

Сегодня встретил розу соловей,
А юности моей гвоздики где?

Я пеплом стал у дома твоего,
Но ты не спросишь: «Где мой дикий, где?»

Твою терпеть я должен красоту!
Где мой покой? Досуг мой тихий где?

Прости вослед идущего Лутфи —
Ты знаешь, где любви улики, где?

Сердар, когда отправишься в Иран —
Верни ты шахский скот — и возвращайся.
А если вновь попросит шах людей, —
«Не будет!» — отвечай и возвращайся.

Я знаю: очень зол иранцев род,
Возьми у них казну, побей их скот.
Джигиты наши там, — какой «почет»
Оказан им? Взгляни и возвращайся.

Не обманись, не попадайся в плен,
Сильнее ста врагов — один туркмен.
Лукавые слова страшней измен…
Ты караван ограбь — и возвращайся.

Ты милостей владыки избегай
И гнев его на нас не навлекай.
Там все о людях наших разузнай:
Придут они иль нет? И возвращайся.

Промолвил Магрупи: узнай в пути —
Не рвется ль шах в поход на нас идти?
Тогда скажи гонцу: «Быстрей лети!»,
Сверши свой трудный долг — и возвращайся.