Лев Гумилёв - Дар слов мне был обещан от природы

Расцветают нежно розы в дни последние весны.
Я сижу один на камне у заброшенной стены,
Склоны ближнего ущелья мглой уже затемнены,
А вершины ярким светом все еще озарены.
Гор вершины над Шамраном светом дня озарены.

Солнце катится к закату, раскаляясь все сильней,
Вдалеке за синей дымкой различим великий Рей.
Половина небосвода стяга алого красней.
Золотая дымка света — словно занавес над ней,
Золотая дымка света — светлый занавес над ней.

Солнце скрылось за горами, воцарилась тишина.
Вот из-за чинар высоких поднимается луна.
Ночь еще не наступила, а вселенная ясна,
Как невеста молодая празднично набелена.
Вся земля при лунном свете празднично набелена.

Хоть у нас обычно ночью наступает темнота,
Но сегодня все иное — мир не тот, и ночь не та.
Все красивое с луною сравниваем неспроста,
В эту ночь земля надеждой, как цветами, увита.
Серебристою одеждой — лунным светом — повита.

Подо мною склон зеленый, даль открыта предо мной,
Но куда я взор не кину, грусть ползет ко мне змеей:
Я хочу взлететь на небо, взрезав воздух голубой,
Но не сокол я, и в крыльях мне отказано судьбой.
Я взлететь хочу, но в крыльях мне отказано судьбой.

Сквозь густую сетку веток тихо каплет лунный свет.
На лугу средь бледных бликов, дуба темный силуэт.
Эти блики в сердце скорбном — словно сна былого след.
К двадцати бы мне вернуться, сбросив десять трудных лет.
Я хочу вернуться в юность после стольких трудных лет.

В купах ив густеет сумрак, на лужайках гаснет день,
И по улицам Таджришпа вечер разливает лень.
Вспоминаю я устало прошлой жизни свет и тень,
Горе, счастье, боль и радость под одну укрылись сень,
Все, что было и исчезло, под одну укрылось сень.

Озарив на миг единый облаков хлопковый пух,
Диск луны на небосклоне вспыхнул и опять потух.
Покорен я дивной ночью — нем язык и замер дух.
Кто, как я, поймет природу — тот не слеп и тот не глух.
Кто, как я, душою чуток — тот не слеп и тот не глух.

Абажур настольной лампы зеленеет, словно луг.
Свет струит она такой же, как луна в садах вокруг.
Опечаленное сердце ждет исхода вечных мук.
Кто подарит утешенье, где он, где он, милый друг?
Где венец моих желаний, где мой дальний верный друг?..

Час, а может, два умчались в путешествиях мечты.
Вдруг я вижу, показалась девушка из темноты.
Не идет — плывет, минуя придорожные кусты,
Не идет — плывет, бросая сквозь дрожащие листы
Взоры, где сквозила робость первой девичьей мечты.

Тонкий стан ее окутан голубою пеленой,
А лицо из-за завесы точно роза в летний зной.
В нем слились печаль и радость. Это признак потайной
Той любви, что гложет сердце красотою неземной.
И в устах, упрямо сжатых, страсть, рожденная весной.

По обычаю Шамрана был наряд ее простым,
Но изяществом равнялся платьям модным городским.
Голова ее прикрыта покрывалом голубым.
Был ее чудесный облик ближе гуриям святым
Или ангелам небесным, чем красавицам земным.

На траву она уселась, у ручья на берегу,
И была как ветка розы, брошенная на лугу.
И глаза ее блестели, словно солнце на снегу.
Описать ее достойно я, несчастный, не могу.
Ни лицо ее, ни руки описать я не могу.

Робкий взор она порою устремляла к небесам,
То украдкою смотрела, точно лань, по сторонам.
Вдруг я вижу: тень мелькнула по тропинкам и камням;
Появился горожанин и промолвил: «Мариам!»
Наклонившись, горожанин молвил: «Здравствуй, Мариам».

«Кто тут?» — «Это я. Не бойся. Ты пришла уже давно?» —
«Что же ты так поздно, милый? Я робею — здесь темно». —
«Как? Темно? Да ведь луною все вокруг озарено».
Он садится рядом с нею. Опоздал… не все ль равно,
Если яркою луною все вокруг озарено.

Кос ее волнисто-черных он коснулся невзначай
И воскликнул: «Здесь сегодня нам с тобою — светлый рай!
Вот — вино. Во имя неба умоляю: наливай
И к устам, что слаще меда, мне прильнуть устами дай.
Мне с тобой при лунном свете на траве зеленой — рай!»

На лесистых горных склонах птицы свищут и кричат,
Вдалеке негромко ропщет неумолчный водопад.
Раздаются звуки тара, стрекотание цикад,
А влюбленные упрямо о любви своей твердят,
Здесь друг друга ищут губы и целуют наугад.