Гомеров план столь хрупок, что и вообще не гомеров. В «Одиссее» нет приключения с блуждающими скалами, а есть лишь рассказ Цирцеи (XII, 59–73) о «двух дорогах», открытых Улиссу, из коих одна через эти скалы, другая же — через Сциллу и Харибду; Улисс выбрал вторую. Вместо гомерова, эпизод имеет иной античный план, доставляемый мифом об аргонавтах. По этому мифу, блуждающие скалы (Симплегады) находятся у Босфора, при входе в Черное море; благодаря помощи Афины или Геры аргонавты прошли между ними, лишь повредив корму судна. Однако и с этим мифом связь слаба и неубедительна. Ядро мифа — преодоление героем (героями, судном) смертельной угрозы, причем угрозы определенной, типа сжимающихся с двух сторон клещей. У Джойса ничего этого нет. Он утверждает следующие соответствия: Босфор — Лиффи, европейский берег — вице-король, Азиатский берег (Христос — из Азии!) — Конми, Симплегады — группы дублинцев; сюда естественно добавляется (что сделал уже Стюарт Гилберт в 1930 г., писавший по указаниям автора) ассоциация плывущего по Лиффи бумажного кораблика, «Илии» с «Арго». При таких соответствиях в эпизоде — ни единой структурной черты мифа. «Арго» — Илия не имеет к «Симплегадам» никакого касательства, «Симплегад» — не две, как в мифе, а девятнадцать, а главное, в их движении — никакой угрозы и никаких клещей. Сам Джойс видел в блужданиях своих дублинцев мотив лабиринта; это очень уместно, но мотивы или парадигмы лабиринта и сжимающихся клещей — совсем разные! Кажется, проще и естественней видеть Симплегады в Конми и вице-короле, Церкви и Империи, аргонавтов же — во всех дублинцах, что ладят проскользнуть между ними, при этом повреждая себе кто что… Но так, видимо, было для Джойса слишком просто.
Тематический план. Дублин в «Блуждающих скалах» — гораздо больше, чем фон, это и главная тема их, главный герой; эпизод — «чествование Дублина» (К.Харт). Здесь Джойс в полной мере проявляет себя как урбанист по природе и симпатиям, человек города, со вкусом и знанием воссоздающий пеструю, звучную стихию городской жизни — дома и памятники, мосты, улицы, трамваи, снующих жителей, сходящихся в пары, в группы, беседующих и вновь расходящихся… Здесь царствует внешний мир, вещественный и воспринимаемый всеми чувствами. И этим вносится непременный у Джойса контраст с соседними эпизодами, где столь же явно господствовал мир внутренний: Блума — в Восьмом эпизоде, Стивена — в Девятом.
Из 19 синхронных сцен эпизода первая и последняя выделяются особо. Это не только сценки из панорамы города, но и идейные мотивы, для Джойса редкостно прозрачные и простые. В лице Конми и вице-короля, которые, в отличие от других, следуют по всему городу, обходят владенья свои две властвующие силы, духовная и мирская, Церковь и Империя (тема не новая, уже в эп. 1 Стивен — «слуга двух госпож»). Пути их нигде не пересекаются, как бы в знак соглашения о разделе сфер. Джойс — против обеих, и обе описаны с иронией, однако заметно разной: доброй и теплой — в первом случае, холодной и язвительной — во втором. И дело не в том, конечно, что Церковь здесь — Конми, положительный герой и биографии, и романа Джойса, — что стоило выбрать другого представителя? Дело в том, что к Церкви Джойс относился амбивалентно, но к Империи — однозначно.
Стиль эпизода — обманчивая простота. Письмо, всюду ясное на первый взгляд, уже на второй оказывается то слишком ясным, то совсем темным, обнаруживает загадки, ловушки, и число их делает очевидною их умышленность. Те же места и люди называются разными именами (одно и то же — мост О'Коннелла и мост Карлайл, мюзик-холл «Эмпайр» и мюзик-холл Дэна Лаури; граф Килдерский именуется тремя, вице-король — едва не десятком способов); наоборот, разные люди и вещи носят одинаковые имена (Блум, Маллиган, Каули, Дадли; Бельведер — школа и знатный род, аббатство Марии — строение и улица), постоянно употребляются неоднозначные обороты. И самое заметное — вставки, потом оказывающиеся частями дальнейших сценок (прием, подчеркивающий принцип синхронизма: вставка — то, что делается в этот миг в другом месте). Все это — снова миметический стиль: лабиринту города отвечает лабиринт нарратива. Миметизм проникает весь эпизод, и мы ощущаем, что внимание автора к стилю, письму усиливается. Ему уже бедно простое письмо, тянет к выходу из него. Появление «ведущего приема», особой формальной сверхзадачи для каждого эпизода — назрело.
Дополнительные планы. Орган, отвечающий эпизоду, — кровь, кровеносная система (понятно), искусство — механика (мотив не раз и нарочито подчеркивается: механические передвижения, механический прибор Тома Рочфорда, размышления Стивена у электростанции…), символ — жители Дублина, цвет — радужный по одной схеме (более ранней) и отсутствующий — по другой.
Читать дальше