Каролина Светлая - Дом «У пяти колокольчиков»

В лесной чаще затаилась буря; может, она утихнет, убаюканная сладким сном любви, а ну как взмахнет своими крылами? Чем в сравнении с ней будут кроткие ветры наших тихих рощ? Промчится ураган, и корни вывернутых его неистовым дыханием дерев взметнутся навстречу огненным, мчащимся по небу тучам, а кроны, расщепленные молниями на тысячи частей, низвергнутся в бурные волны горных рек, дабы смыть с себя всякую память о поражении… Безумный вихрь несется, сокрушая все на своем пути, и нет цветка, который не был бы сломан, нет гнезда, оставшегося целым, нет листочка, что был бы зелен и свеж, — всюду лишь гибель и разрушение…

Ксавера не задумывалась о будущем; ни о том, какая ждет ее участь, ни о том, как посмотрят опекуны на ее любовь к Клементу, когда узнают истину об их отношениях: позволят ли они ей выйти замуж, следуя велению сердца, или будут настаивать, чтобы она и дальше продолжала осквернять свою молодость, втаптывать в грязь свое достоинство, оставаясь живым воплощением всяческой лжи и фальши. Ксавера жадно жила настоящим. Она чувствовала себя счастливой, если Клемент бывал у них каждый день, проводил с ней час-другой, если она могла глядеть ему в глаза, ощущать на себе его взгляд, слышать его ласковый голос.

Клемент тоже не думал о будущем. Зажмурив глаза, он плыл по течению увлекавшего его потока, в бурные воды коего он попал, самоуверенно предполагая, что принадлежит к кругу тех избранников судьбы, которым позволено играть божественным огнем, не заботясь о том, что они тоже могут сгореть, объятые пламенем… Одно его страшило: что скажет Леокад, когда узнает, что брат его полюбил — и кого!.. Что подумает о нем? Клемент сгорал со стыда. Кто бы сказал, что наступит час, и он будет бояться людей, избегать чужих взглядов, страшиться людского суда?

Когда же он оставался наедине с Ксаверой и она глядела на него с улыбкой, исполненной одновременно гордости за него, смирения, блаженства и вместе с тем грустной задумчивости, — он забывал обо всем. Он видел перед собой чудо воскрешения из мертвых, чудо возрождения души к новой жизни, души, готовящейся силой любви к нему искупить прошлые грехи, ибо тогда она не ведала, что творила…

Решительная перемена в душевной жизни девушки повлекла за собой такое же изменение во всех ее поступках и действиях. Сад, казавшийся прежде маленьким и скучным, теперь, по ее мнению, вмещал в себе все, что только можно было желать, и ей не хотелось никуда выходить. Она искала причину отказаться от приглашений, старалась, чтобы у них бывало как можно меньше посторонних, со все возрастающим равнодушием слушала советы и наставления бабушки. Занимаясь науками отнюдь не поверхностно, а с полной серьезностью, она все яснее видела ограниченность своей наставницы и то, как мало в ней подлинно материнского чувства: ведь воспитывала и баловала она Ксаверу лишь с той целью, чтобы сделать из нее безотказное орудие для осуществления своих честолюбивых планов. Дня не проходило, чтобы Ксавера не вспомнила прочитанной отцом Иннокентием прокламации и не заливалась краской стыда при мысли о том, чем сделалась она благодаря своим опекунам, со слепым повиновением выполняя все их требования. Было бы куда лучше, если бы бабушка сразу же сдала ее на руки прислуге и ее забывали бы покормить, выдать чистое платье и белье… Да, ей привелось жить в роскоши, но какую цену спросили с нее за это! После недолгих колебаний Ксавера решительно оставила все свои прежние уловки и хитрости, теперь совершенно для нее непереносимые, у нее больше не было в запасе никаких тайных, занимательных сведений, которыми она могла бы поделиться с отцом Иннокентием, а с бабкой она и вовсе перестала говорить о чем-либо серьезном, сказав себе: будь, что будет!

Прошло немного времени, и отец Иннокентий обратил внимание хозяйки дома на то, что Ксавера совсем забыла, с какой целью она приставлена к молодому Наттереру.

— Я тоже это заметила, досточтимый отец, однако пока не вижу надобности упрекать ее, ибо уверена, что вся эта история разрешится примерно так же, как и с его братом, — отвечала пани Неповольная, гордая тем, какое прекрасное направление дала она своей внучке.

— Как только Ксавера выведает у него все, иными словами — исчерпает его до самого дна, она, разумеется, сейчас же сообщит нам, что у него на уме, а затем устранит его со своего пути не менее хитроумным способом, чем это было сделано с Леокадом. Я уверена, этот юноша откроется с такой неожиданной стороны, что сейчас даже трудно предположить.