Каролина Светлая - Дом «У пяти колокольчиков»

Всеми согласно признавалось, что пану Собеславу Врбику невозможно ответить отказом; он сознавал это и, хотя считал себя выше ничтожного света и бледнел, видя его праздность, однако он ни на кого не прикрикнул, когда ему об этом напоминали, как будто и в самом деле радовался своим успехам. Ему хотелось, чтобы дядя гордился им, не требуя от него никаких блестящих и славных дел. Он до сих пор не решался написать дяде задуманное письмо. У него было, как уже говорилось, много других обязанностей, и он теперь редко возвращался домой раньше полуночи.

Павлик каждый день ожидал его со спичками в руках в дверях маленькой передней возле трактира, где обычно сидел экспедитор почтовой кареты, записывая при свете сальной свечи в замусоленную тетрадь завтрашних пассажиров, после чего начинал перелистывать не менее замусоленную печатную книгу, изданную на бумаге такой же грубой, как и тетрадь.

Иногда он отрывался от книги, смотрел на Павлика и, одобрительно похлопывая по крышке переплета, восторженно говорил:

— Вот это книга!

Прежде юноша обращал мало внимания на его слова, отвечая ему широкой и приветливой улыбкой и глядя на него рассеянным взглядом. Но после беседы с Собеславом все пошло по-другому.

— О чем же написано в этой книге? — пытливо спрашивал Павлик.

Экспедитор с радостью удовлетворял его просьбу и принимался рассказывать содержание.

В то время большим успехом пользовались так называемые рыцарские романы, повествующие обычно о приключениях какого-нибудь благородного молодого человека, воспылавшего любовью к отечеству, религии или прекрасной даме и отправлявшегося в далекие края защищать идеалы правды, любви, терпя во имя своих идеалов всевозможные муки, тюрьму, а иногда жертвуя своей жизнью.

Павлик слушал его как зачарованный, хотя часто и не мог уследить за ходом повествования и уразуметь, о чем говорится, так как многого, о чем говорилось в книге, он попросту не знал.

Но всякий раз, когда речь шла о славных воинах, в жилах которых текла крестьянская кровь, или о детях палачей, изменников, просто врагов, стремящихся смыть вину отцов, казалось ему, что из книги доносятся к нему те же слова, произнесенные устами Собеслава и запавшие ему в сердце, а именно — что знаменитым может стать каждый, даже самый бедный, самый ничтожный, самый отверженный из людей.

И в темной закопченной комнате, наполненной просачивающимся из трактира табачным дымом и чадом плохих керосиновых ламп, засиял вдруг перед Павликом свет утренней зари, из розовых недр которой вливалось в его душу что-то до сих пор ему неведомое, неясное, проникая тысячью золотых лучей в его затуманенный взгляд и дремлющий мозг, в его сердце, трепещущее от какого-то невыразимо сладостного предчувствия.

Так прошла зима; небо поголубело, солнце улыбалось неожиданно светлой и смелой улыбкой, будто замышляло в нынешнем году одарить и удивить людей какой-то необыкновенной радостью. Потеплевший прозрачный воздух наполнился весенним ароматом, а пражские улицы — букетиками фиалок в руках босоногих, бледных детей, и каждый тянулся к этим цветам с такой страстной надеждой, словно они обещали нечто еще более прекрасное, чем приход весны.

А это поистине так и было. Наступил март 1848 года {60} 60 …Наступил март 1848 года… — В рассказе нашли отражение кульминационные события пражской революции в 1848 г. 11 марта состоялась многолюдная манифестация, на которой была принята петиция к правительству. Под давлением охвативших всю страну народных волнений император обещал дать народам конституцию, о чем в Праге было объявлено 15 марта. . И перед народами, которые долго томились под гнетом злой воли одиночек, открылись новые горизонты, а над их головами засверкал первый луч золотого утра свободы.

Однажды, когда Павлик снова появился в дверях вечно сырой и продуваемой сквозняками комнаты, похожей на тюрьму, но ставшей для Павлика его Эльдорадо, он увидел, что экспедитор вместо книги держит в руках пачку газет.

На его прыщеватом лице, которое и прежде, по крайней мере в глазах Павлика, было значительным, ныне сохранялось выражение некой таинственности, что сразу же весьма озадачило юношу. Павлик не решался спросить, что произошло, но в том, что произошли события чрезвычайные, он был почти убежден.

Пока он искал подходящие слова, чтобы задать свой вопрос, время было упущено. Передняя начала понемногу наполняться соседями из близлежащих домов, и экспедитор по их просьбе стал читать газету.