Каролина Светлая - Дом «У пяти колокольчиков»

Петршичек не может прийти в себя от изумления. Откуда она взялась, о чем говорит? А уж исхудала как! Кожа да кости, краше в гроб кладут; на щеках рдеют багровые пятна, во взоре проглядывает безумие. Стасичка встает, пошатнувшись, потирает лоб рукой и, не дождавшись ответа, продолжает спрашивать:

— Значит, он пошел в Прагу за скрипкой? Свою-то разбил… Ну, сию минуту явится. Даже и на миг не хотел он меня одну оставлять, мы друг без друга долго не можем выдержать… Значит, не убит он, не похоронен?

Убит? Похоронен? Петршичек потрясен. Стало быть, по-прежнему остается бог строгим и справедливым судьей, чья кара, хоть и не сразу, однако настигнет грешников неминуемо?

При звуках громких взволнованных возгласов Стасички проснулось спавшее у нее на руках дитя. Но не последовало ни слез, ни капризов — смотрит на Петршичка ясными, кроткими очами… Боже ты мой! Очами Франтишка…

— Значит, мне просто страшный сон привиделся про моего Франтишка? — продолжала допытываться Стасичка, с выражением все более странным и диким, — значит, это неправда, будто я пела в некоем прекрасном замке, а хозяин его смотрел на меня с оскорбительной ухмылкой и, подойдя ко мне после, сделал шепотом гнусное предложение? Значит, неправда, будто Франтишек, услышав это, ударил его скрипкой, отчего скрипка разлетелась в щепки, а пан сорвал со стены шпагу и пронзил ему грудь?

Стасичка, качнувшись назад, валится на пол палатки, корчась в судорожных рыданиях. Черный Петршичек, перестав возносить в душе хвалу господу, строгому и справедливому судии — чья кара, хоть и не сразу, настигнет неминуемо, — отворачивается, чтобы не видеть горьких мук несчастной женщины, и тут взгляд его падает на ее дитя. Девочка встала на ножки и проворно забралась в уголок за кроватью, углядев там обрывок бумаги. И принялась им играть — на том самом месте, где ее отец, живший под запретом, провел свое детство, забавляясь бумажными шапочками, кои делал для него Петршичек, когда бывал в духе…

Душу Петршичка теснят совершенно непривычные, непонятные чувства, он не в силах справиться с ними; будь, что будет, а он должен найти им выход. Он наклоняется к маленькой девочке, которая, едва он приблизился к ней, с доверчивой улыбкой протягивает к нему ручки, и Петршичек прижимает ее к груди, как в свое время братца, когда соседка впервые положила его ему на руки, оставляет Стасичку и с ребенком на руках спешит через дорогу, прямо к корчме «У барашка», где он не бывал с давних пор и где некогда его встречали как почетного и желанного гостя.

Хозяйка «Барашка» еще не встала с постели, но служанка вынуждена его к ней пропустить. Он входит, и, прежде чем матушка, сев на постели, успевает спросить, что случилось и что, собственно, его сюда привело, Петршичек кладет ей на руки ребенка с теми же словами, какие некогда произнесла она сама, вверяя его попечению новорожденного Франтишка.

— Должна ли эта крошка быть за все в ответе? Только язычник стал бы ей мстить! Ничем еще она не провинилась ни перед богом, ни перед людьми!

И снова переполох на всем Конском рынке. Слыхали? Стасичка-то возвернулась, да не одна, а с ребенком, премиленькой девочкой; зовут ее Франтишка. У Петршичка на пороге сидела Стасичка, а Петршичек как раз вышел утром подметать и увидел их. По своей воле вернулась, хворая и словно бы помешанная. Франтишка убил какой-то пан, которому приглянулась Стасичка, когда перед ним пела. Мать-то сама пришла в палатку за своей несчастной дочерью. Все ей простила.

Но Стасичка не ведала ни о том, что она получила от матери прощение, ни о том, что находится под ее кровом и лежит на своей девичьей постели, сложенной из груды мягких пуховиков, в которые она погружалась прежде, точно в морские волны. Хозяйка «Барашка», узнав от Петршичка, что дочь в его палатке, нашла ее там распростертую без чувств на полу и велела принести оттуда домой. Она пригласила к Стасичке нескольких врачей, но все они лишь пожимали плечами. Вследствие перенесенных страданий у Стасички получилось воспаление мозга, весьма опасное, так что не было почти никаких надежд на выздоровление.

Доктора не ошиблись. Целую неделю боролась Стасичка с болезнью, но в конце концов покорилась ей. В тяжелом горячечном бреду, с душераздирающими подробностями повествовала она о происшествии, стоившем жизни ее возлюбленному. Вспоминала также разные случаи из их кочевой жизни, из коих явствовало, что немало натерпелись они с Франтишком и холода, и голода, а также о триумфальных приемах, оказываемых им подлинными ценителями, которые баловали их и осыпали подарками. Нередко им предлагались блестящие ангажементы, однако они всегда отказывались от них из страха, что их выследят, выдадут и силою заставят вернуться к разгневанным родственникам.