Йоан Славич - Избранное

— А вот об этом мы не говорим! — несколько сурово возразил Плебан. — У тебя есть долг, и ты его должен выполнить до конца. Внебрачный ребенок не находит жалости ни у людей, ни у бога: ему нет места среди христиан и его участь — страдать на церковной паперти. Рожденный от тяжкого греха, он осужден на страшную кару. Ты не желаешь его знать, не хочешь его видеть!

— Но он все время попадается мне на дороге! — в отчаянии закричал Хубэр.

— Действительно невероятно, как он попал в дом Нацла, — проговорил Плебан. — Значит, ты не хочешь его знать, но больше всего не хочешь, чтобы он находился рядом с твоим внуком, который родился не от сожительства, а от брака, только не освященного.

— Так в чем же он виноват?

— Без воли божией даже волос не упадет с головы, — улыбнулся священник, покачав головой, — так как же может родиться человек без его воли?! Он был заранее виновен и за эту вину обречен был родиться во грехе, чтобы ему подобные пренебрегали им в этом мире. Наказан он и за твою вину, потому что ты зачал его, не желая жить по закону. Неси свою кару со смирением и будь долготерпелив, ибо вина твоя тебе будет прощена. Все минует тебя, а ты думай только об исполнении своего долга, потому что ребенок будет крещен в твоей вере и будет принят в лоно единственной, всех спасающей церкви. А если родителей не обвенчать, то ребенок будет крещен в православии и навсегда будет потерян для нашей церкви.

Через это Хубэр уже никак не мог перешагнуть.

Речь уже шла не о том, хочет он или не хочет, может или не может. Он должен и хотеть, и мочь, и заставить сам себя. Чтобы заслужить прощенье перед богом, чтобы святая церковь защитила его, он должен ей подчиняться.

Однако осталось еще одно дело: Плебан привел с собой Нацла, чтобы тот попросил прощения и отцовского благословения.

Хубэр был готов на все, что предлагал ему патер, хотя никак не мог примириться с мыслью, что его внук — незаконнорожденный, но когда он увидел сына, то вся кровь бросилась ему в голову и в глазах у него помутилось.

— Негодяй! Как ты смел навлечь на меня еще и этот позор? — закричал он в ярости и дважды ударил Нацла по щекам.

Плебан поднял руку:

— Терпи, сын мой. Ты это заслужил, а он твой отец.

Нацл склонил голову, потом сделал шаг вперед, взял ударившую его руку и поцеловал ее.

Посмотрев в глаза отцу, он вдруг почувствовал, что все это напрасно, потому что жить в мире с этим человеком просто невозможно.

— Бейте меня, гоните меня, поносите меня последними словами, — заговорил Нацл, — только отнеситесь по-отечески к моему сыну, который родился вовсе не от незаконного сожительства, как вы думаете.

— Как так? — разом воскликнули и Плебан, и Хубэр.

Нацл гордо поднял голову:

— Персида не такая женщина, которая могла бы жить в незаконном браке. Она убежала со мной, потому что боялась оставить меня одного в том отчаянном состоянии, в каком я находился. Но она скорее умерла бы, чем пошла со мной, если бы не нашлось священника, который мог бы нас повенчать. Мы обвенчаны!

— Как? Втайне? Без согласия родителей? — воскликнул патер.

— С согласия матери! — через силу пробормотал Нацл. — Согласия отца я не мог попросить: мы с ним были в ссоре.

— Если это так, — Плебан обратился к Хубэру, — то брак их освящен и ребенок законный. Но их супружество должно получить благословение двух церквей.

Хубэр никак не мог опомниться. Он чувствовал, как его душе стало легче, но простить Нацлу женитьбу без отцовского разрешения он не мог.

— Да будет так! — наконец произнес он. — Да благословит господь бог их обоих, но ребенок будет наш, только наш.

— Да, отец! — подтвердил Нацл, и оба, отец и сын, застыли в каких-то напряженных позах.

Отец Плебан ожидал, что они подадут друг другу руки, обнимутся, поцелуются, показав тем самым, что они помирились. Но Нацл не решался приблизиться к отцу, а Хубэр не мог посмотреть в глаза сыну.

— Я прошу тебя, отец, — сделав над собой усилие, проговорил Нацл, — если ты можешь, приди, посмотри на ребенка.

Хубэр поднял глаза. Отказать он не мог, но и пойти к сыну ему было очень трудно.

— Я приду, — проговорил он. — Да, я приду! Но знай, что я приду не к тебе, а к той женщине, которая слишком хороша для такого негодяя, как ты.

Нацл покорно склонил голову. На этот раз он думал так же, как и отец, и не сомневался, что Персиде удастся смягчить сердце старика.

— Я приду завтра утром! — подтвердил Хубэр и повернулся к отцу Плебану. — Сегодня уже слишком поздно, и мне еще следует кое о чем подумать.