Афонсо Лима Баррето - Печальная судьба Поликарпо Куарезмы

Куарезма наблюдал за тем, как гроб со скорбными останками проплывает через кладбищенские ворота и следует по аллеям, уставленным надгробиями: многочисленные могилы наползали друг на друга, касались друг друга, боролись за пространство в узкой долине и на склонах. Некоторые гробницы, казалось, смотрели друг на друга приветливо и старались сблизиться, другие же выражали очевидную неприязнь к своим соседям. В этой тихой лаборатории, где совершался распад, где выдвигались непонятные притязания, где можно было встретить неприятие, симпатии и антипатии, были разные могилы — заносчивые, тщеславные, горделивые, смиренные, веселые и грустные; многие несли признаки усилий, невероятных усилий, направленных на то, чтобы преодолеть посмертное равенство, стирание различий в богатстве и общественном положении.

Он смотрел на мертвое тело девушки, и перед его глазами расстилалось кладбище. Здесь были могилы с нагромождением скульптур, с вазами, с крестами, с надписями, с пирамидами из необработанного камня, с портретами, с затейливыми беседками, со сложным декором, с вычурными украшениями, придуманными, чтобы избежать безымянности посмертного существования, конца всех вещей.

Надписей было великое множество — длинные и короткие, с именами, датами, фамилиями, упоминаниями родственников — полные данные о покойнике, который там, под землей, не водит знакомств ни с кем и обратился в прах. Охватывало отчаяние от невозможности прочесть знакомое имя, принадлежавшее известному, заметному человеку, — одно из тех имен, что озаряют собой десятилетия: порой кажется, что их носители, хоть и умершие, продолжают жить. Всё здесь незнакомо; все, кто хочет избежать смерти и остаться в памяти живых, — счастливые посредственности, бесталанные люди, проходящие по миру незамеченными. И вот теперь эта девушка готовилась навсегда опуститься в темную дыру, туда, где заканчивается все, при том, что ее личность, ее чувства, ее душа не оставили на земле почти никакого следа!

Постаравшись отогнать от себя эту печальную картину, Куарезма вошел в дом. В гостиной сидела госпожа Марикота, окруженная подругами; все молчали. Лулу в форме своего училища и с траурной повязкой на рукаве дремал в кресле. Его сестры то входили, то выходили, не говоря ни слова. В столовой молча сидел генерал, вместе с Фонтесом и прочими друзьями. Калдас и Бустаманте, стоя в сторонке, тихо беседовали. Войдя в столовую, Куарезма услышал голос адмирала:

— Ну что, скоро они будут здесь… Правительство выдохлось.

Майор подошел к окну, выходившему во двор. Ткань неба истончилась, виднелась шелковистая, ясная лазурь. Все было тихим, спокойным, безмятежным. Эстефания, выпускница учительского института, с живым, лукавым взглядом, прошла мимо него вместе с Лалой, время от времени подносившей платок к уже высохшим глазам. Эстефания говорила ей:

— На твоем месте я бы это не купила… Да и дорого! Сходи в «Bonheur des Dames». [32] «Дамское счастье» (фр.). Там, говорят, много всего интересного и цены совсем не такие.

Майор разглядывал небо над двориком — спокойное, почти равнодушное. Женелисио ходил с преувеличенно мрачным видом, весь в черном; на лице его читалась глубочайшая скорбь. Казалось, что и его голубое пенсне — часть траурного костюма. Он не мог оставить работу: срочные дела призывали его на службу.

— Вот так, генерал, — говорил он, — нет доктора Женелисио, и все перестает двигаться. От Морского министерства толку не добиться. Все работают кое-как…

Генерал, полностью сокрушенный, не ответил. Бустаманте и Калдас продолжали тихо переговариваться. На улице послышался грохот колес. В столовой появилась Кинота:

— Папа, там карета.

Старик с трудом поднялся и вышел в гостиную, где сидела его жена. При виде его она поднялась. Лицо женщины было искажено, она выглядела совершенно ошарашенной; в волосах ее блестело множество серебряных нитей. Генерал заговорил с ней. Жена не сделала ни шага; застыв на месте, она через несколько секунд упала в кресло и разрыдалась. Все ходили, не зная, что сказать или сделать, кто-то плакал. Женелисио нашел себе занятие: он стал убирать свечи вокруг гроба. Мать подошла и поцеловала умершую в лоб: «Девочка моя!»

Куарезма поспешил выйти, держа шляпу в руках. Из коридора было слышно, как Эстефания говорит кому-то: «Красивая карета!».

На улице все было по-праздничному. Соседские ребятишки окружили катафалк и отпускали безобидные замечания относительно позолоты и убранства. На столбики катафалка повесили гирлянды с надписями: «Моей дорогой дочери», «Моей сестре».