Афонсо Лима Баррето - Печальная судьба Поликарпо Куарезмы

Помимо этого, военное образование и недостаток культуры придавали больше веса этим детским представлениям, окрашивая их насилием: и дело было не в самом маршале, не в его изначальной испорченности и презрении к человеческой жизни, а в том, что он имел слабость покрывать своих подчиненных и сторонников, не пресекая проявления жестокости с их стороны.

Куарезма был далек от подобных мыслей; как многие честные и искренние люди того времени, он был охвачен заразительным воодушевлением, которое умел пробуждать Флориано. Он думал о великих свершениях, которые Судьба доверила этому спокойному, печальному человеку, о радикальной хирургии, которой он подвергнет полумертвый организм родины, — майор по-прежнему считал ее самой богатой страной в мире, хотя временами его одолевали сомнения. Конечно, он не обманет всех этих надежд, и его уверенные действия приведут к осязаемым результатам на восьми миллионах квадратных километров: он построит дороги, обеспечит безопасность и защиту для слабых, даст людям работу, будет поощрять стремление к богатству.

Эти размышления продолжались недолго. Один из тех, кто ждал вместе с ним, после приятельского приветствия маршала Куарезме стал разглядывать этого молчаливого невысокого человека в пенсне, затем поднялся и направился в его сторону. Подойдя совсем близко, он заговорил с Куарезмой так, словно выдавал страшную тайну:

— Они встретятся с Кабокло… Вы давно его знаете, майор?

Куарезма ответил, незнакомец задал ему еще один вопрос; но в этот момент президент, наконец, оказался один, и Куарезма приблизился к нему.

— Ну что, Куарезма? — спросил Флориано.

— Я предлагаю Вашему превосходительству свои ничтожные услуги.

Президент оглядел стоящего перед ним человечка, выдавил из себя улыбку — правда, приветливую и не лишенную удовлетворения. Он еще раз уверился в своей популярности и, может быть, увидел в этом подтверждение своей правоты.

— Очень благодарен тебе… Где ты сейчас? Я слышал, ты оставил службу в Арсенале.

Флориано отличался тем, что хорошо запоминал лица, имена, должности и жизненные обстоятельства своих подчиненных. В нем проглядывало нечто азиатское: жестокость и одновременно — отеческая забота.

Куарезма рассказал о своей жизни и воспользовался случаем, чтобы поговорить об аграрных законах, о мерах, призванных облегчить ведение сельского хозяйства и возродить его на новых основаниях. Маршал рассеянно слушал; в уголке его рта образовалась складка — признак скуки.

— Более того, я привез Вашему превосходительству эту памятную записку…

Президент взмахнул рукой в знак недовольства — «не надоедайте мне» или близко к этому — и лениво сказал Куарезме:

— Оставь ее здесь.

Майор положил рукопись на стол. Диктатор тут же обратился к другому собеседнику, который только что оказался рядом с ним:

— Как дела, Бустаманте? Набираешь батальон?

Тот подошел еще ближе и ответил неуверенно:

— Набираю, маршал. Нам нужна казарма. Если бы Ваше превосходительство отдало приказ…

— Да, верно. Поговори с Руфино, от моего имени, он сможет все устроить… Нет, лучше дай ему эту записку.

Он оторвал кусок от рукописи Куарезмы и на этом клочке бумаги синим карандашом написал несколько слов для военного министра. Закончив, он небрежно произнес:

— Куарезма, я порвал твое сочинение… Не обижайся: это первая страница, там ничего не написано.

Майор подтвердил, что так и есть. Президент повернулся к Бустаманте:

— Назначаю Куарезму в твой батальон.

Затем он снова обратился к Куарезме:

— Какую должность ты хочешь?

— Я?! — глупо спросил тот.

— Ладно, договоритесь сами.

Оба распрощались с президентом, медленно стали спускаться по ступеням дворца Итамарати и вышли на улицу, так и не сказав друг другу ни слова. Куарезме вдруг стало холодно, хотя день был ясным и теплым. Жизнь города, похоже, не претерпела особых изменений — трамваи, телеги и кареты все так же сновали по улицам; но на лицах горожан читался испуг. В воздухе, казалось, было разлито что-то страшное, угрожавшее всем.

Бустаманте представился: бывший майор Бустаманте, произведенный в подполковники, старый друг маршала, знавший его еще по Парагвайской войне.

— Да мы же знакомы! — вдруг воскликнул он.

Куарезма еще раз взглянул на этого пожилого мулата с темной кожей, длинной пегой бородой и живыми глазами. Нет, встреча с ним не запечатлелась в его памяти.

— Не могу вспомнить… Где мы виделись?