Кейт Шопен - Пробуждение

Она удивлялась, что Роберт оставил ее и ушел. Ей не приходило в голову, что он мог устать от целого дня, проведенного с ней. Она не устала и считала, что и Роберт тоже не устал. Ей было жаль, что он ушел. Ведь было бы так естественно остаться, раз не было необходимости для него уходить.

Пока Эдна дожидалась мужа, она тихонько напевала песенку, которую пел Роберт, когда они плыли в лодке через залив. Песня начиналась словами: «Ah! Situsavis [23] Ах, если бы ты знала (фр.). . И каждая строфа в ней заканчивалась словами: «Situsavais.

У Роберта был несильный голос. Но он пел выразительно и чисто. Голос, мелодия, припев не уходили из памяти молодой женщины.

Однажды вечером Эдна вошла в столовую, немного опоздав, как всегда. Собравшаяся компания оживленно что-то обсуждала. Несколько человек говорили одновременно, среди них доминировал голос Виктора, который заглушал даже голос его матери. Эдна поздно вернулась с купания, одевалась в спешке, и лицо ее горело. В элегантном белом платье, воодушевленная, Эдна была подобна пышному редкостному цветку. Она заняла свое место за столом между мсье Фаривалем и миссис Ратиньоль.

Эдна уже собралась приступить к супу, поданному в тот момент, когда она вошла в столовую, когда несколько человек одновременно сообщили ей, что Роберт отправляется в Мексику. Она опустила ложку и огляделась по сторонам в полном недоумении. Он был с ней сегодня, читал ей все утро и ни разу даже не упомянул такое место, как Мексика. Днем она не видела его, но слышала, как кто-то говорил, что он в доме наверху, с матерью. В этом не было ничего особенного, подумала тогда Эдна, хотя ее удивило, что Роберт не присоединился к ней, когда она пошла на пляж.

Молодая женщина посмотрела на Роберта через стол, где он устроился рядом с миссис Лебрен. Лицо Эдны выражало полнейшее замешательство, которое она и не думала скрывать. Роберт поднял брови, как будто хотел улыбнуться. Он выглядел смущенным и растерянным.

— Когда он едет? — задала Эдна вопрос, обращаясь ко всем присутствующим среди них, как будто Роберта не было, чтобы ответить самому.

«Сегодня вечером!», «Прямо сейчас!», «Неужели?!», «Что на него нашло?» — таковы были реплики, которые Эдна услышала, высказанные одновременно на французском и английском.

— Но это невозможно! — воскликнула она. — Как человек может немедленно отправиться с Гранд Айл в Мексику, как будто он собрался к Клейну, на пристань или прогуляться по пляжу.

— Я все время говорил, что собираюсь в Мексику; я уже годами об этом говорю! — крикнул Роберт раздосадованным тоном человека, отбивающегося от стаи жалящих насекомых.

Миссис Лебрен постучала по столу ручкой ножа.

— Дайте, пожалуйста, Роберту объяснить, почему он едет и почему сегодня вечером, — обратилась она ко всем присутствующим. — В самом деле, наше общество с каждым днем все больше становится похожим на бедлам. Все говорят одновременно. Иногда, прости меня Господь, да, иногда я определенно мечтаю, чтобы Виктор лишился дара речи.

Виктор сардонически рассмеялся, выражая признательность матери за ее необычное желание, заметив при этом, что не видит, какую пользу это принесет кому бы то ни было, разве что ей самой, поскольку предоставит ей широкие возможности и свободу говорить все время самой.

Мистер Фариваль высказался в том смысле, что Виктора следовало еще в детстве завезти далеко в океан и утопить. Виктор предположил, что более логично было бы избавляться подобным образом от стариков с явными признаками абсолютной несносности. Миссис Лебрен начала впадать в истерику. Роберт оборвал брата жестко и едко.

— Тут нечего особенно объяснять, мать, — сказал он, но тем не менее объяснил, глядя главным образом на Эдну, что только так он мог встретиться с господином, к которому намеревался присоединиться в Веракрусе, сев на пароход, отправляющийся из Нового Орлеана в такой-то день, что Бодле этим вечером выходит на своей лодке в море с грузом овощей, и это позволит ему попасть в город и сесть на корабль вовремя.

— Но когда вы решили это сделать? — допытывался мистер Фариваль.

— Сегодня днем, — ответил Роберт с оттенком раздражения.

— В какое же время? — упорствовал старый джентльмен с решимостью судьи на перекрестном допросе преступника на судебном заседании.

— В четыре часа пополудни, мистер Фариваль, — резко ответил Роберт с напыщенным видом, чем напомнил Эдне актера на сцене.