Джюрица замечал это всеобщее недоброжелательство и постепенно привык не обращать внимания на многозначительные и насмешливые взгляды сверстников. В душе молодой парень давно уже свел с ними все счеты и теперь лишь боялся показать, как ему тяжело. Не мог только подавить одного, тут бы ему пришлось бороться с природой и самим собой. Джюрицу страстно тянуло к женщине. В то время чьи-нибудь прекрасные глаза еще могли изменить его, сделать другим человеком. Но таких глаз не нашлось.
Впрочем, были глаза, точно две лютые гадюки; при виде их этот суровый молодец робел и становился мягче и послушнее девушки. То были необыкновенные глаза! В них светилась такая гордость, такое явное сознание своего превосходства, что не было парня, который обрел бы в себе силу и мужество прямо и открыто заглянуть в их глубину. Ни один парень не мог точно сказать — какие глаза у Станки Радонич: черные, серые или, может, зеленоватые… Джюрица заглянул в них лишь раз, когда девушка смотрела на кого-то другого, и с тех пор уж не осмеливался это делать. Когда Станка плясала в коло, Джюрица стоял в сторонке. Он любил смотреть на нее украдкой, подмечать каждое ее движение, каждый изгиб ее статного тела. Увидав идущую ему навстречу где-нибудь в поле или в селе Станку, он сворачивал в первый проулок, лишь бы избежать ее гордого, уничтожающего взгляда.
Были у Джюрицы и особые причины избегать ее взгляда. Неприязнь всякого другого он встречал ироническим презрением и какой-то редкой для крестьянина гордой надменностью; но прочесть в очах Станки то, что он читал в глазах большинства девушек и парней, Джюрице было невмоготу. Это бы его убило или довело до безумия. Джюрица не нашел бы в себе сил перенести такое страшное унижение, которое оскорбило бы его чувства, мечты, погасило бы единственный светлый, сладостный луч в его жизни. Поэтому он всячески избегал девушку, а она, естественно, и не догадывалась, что происходило в его душе. Станка знала Джюрицу лишь по рассказам подруг, смотрела на него как на сына Драшковича, умершего под следствием, и ей и в голову никогда не приходило заглядываться на него, как на парня.
Станка славилась не столько своей красотой, сколько редким даже среди мужчин своенравным, сильным характером. Какая-то странная, непохожая на прочих детей Марко Радонича и сельских девочек, она сызмалу была высокомерна, очень самовольна и невероятно упряма. Родись она в богатом доме, ее высокомерие было бы понятным, но Марко хоть и сводил концы с концами, однако в богатеи не выбился. Он и сам диву давался нраву своей дочери.
Как-то в село повадились волки. Тем, кто имел скотину, пришлось ночевать в хлеву или в загоне и охранять свое добро от кровожадных гостей. Дом Марко стоял близ поросшего лесом оврага — самое подходящее место для волчьих ночных набегов. Лишь только стало известно о волках, Станка в тот же вечер загнала овец в один загон с волами и коровой, прихватила рядно, одеяло, топор и улеглась среди овец. Три ночи тщетно поджидала она гостей. На четвертую, в полночь, внезапно всполошился весь скот. Овцы повернули головы в сторону оврага. Станка высунулась из-под рядна и скоро увидела двух крадущихся к загону матерых волков. Овцы кинулись к изгороди, пытаясь выскочить, но она была высокой; тревожно заходил по загону скот. Станка взяла в руки топор, натянула на себя одеяло и присела у изгороди, к которой крались волки. Девушка уже ясно видела их горящие, как угли, глаза. Волки подошли к загону и остановились, осматриваясь, — в загон, где стоят волы, а тем более быки, они обычно не прыгают. Овцы в страхе шарахнулись к ограде и этим раздразнили волков, один из них с разбегу вскочил на сплетенные жерди. В тот же миг в лунном свете сверкнул топор, обрушиваясь на прижатую к жерди голову волка. Волк замертво скатился вниз, а другой бросился наутек и скрылся в лесу.
— Эй, отец! — крикнула Станка раз, другой, третий, пока Марко не отозвался. — Иди шкуру с волка сдирать, покуда теплый! Боюсь, что утром не сможешь — остынет!
— Какого волка? Убей тебя бог! — крикнул спросонок удивленный Марко.
— Одного-то я, как бог свят, укокошила, и если тебе нужна шкура, иди…
В другой раз девушки как-то заговорили о филине-пугаче. Ходили они собирать лесные орехи. На обратном пути их настиг вечер. Была среди них и Станка. Густые сумерки окутали лес и левады, девушки прижались друг к другу, и полились истории о вампирах и ведьмах, которые охотнее всего в такую пору слушают. Когда девушки подошли к груше, их остановила Елица Плесконичева и стала рассказывать о филине-пугаче.
Читать дальше