Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел

Между ними вновь наступило жуткое молчание.

Дивные горы цвели в сумраке. Мы не вернёмся. Мы никогда не вернёмся.

Без слов они стояли теперь друг перед другом, без слов знали друг о друге всё. Через мгновение Элиза быстро отвернулась и пошла к двери той странной неверной походкой, какой она вышла из комнаты умирающего Бена.

Он бросился назад через дорожку и одним прыжком взлетел по ступенькам. Он схватил шершавые руки, которые она прижимала к телу, и быстро, яростно притянул их к груди.

— Прощай! — пробормотал он резко. — Прощай! Прощай, мама! — Из его горла вырвался дикий, странный крик, как крик изнемогающего от боли зверя. Его глаза ослепли от слёз; он пытался заговорить, вложить в слово, во фразу всю боль, всю красоту и чудо их жизней — того страшного путешествия, каждый шаг которого его невероятная память и интуиция прослеживали до пребывания в её утробе. Но слово не было сказано, его не могло быть; он только хрипло выкрикивал снова и снова: «Прощай, прощай!»

Она поняла, она знала всё, что он чувствовал и хотел сказать, и её маленькие подслеповатые глаза, как и его, были влажны от слёз, лицо исказилось мучительной гримасой печали; она твердила:

— Бедный мальчик! Бедный мальчик! Бедный мальчик! — Потом прошептала хрипло, едва слышно: — Мы должны стараться любить друг друга.

Ужасная и прекрасная фраза, последняя, конечная мудрость, какую может дать земля, вспоминается в конце и произносится слишком поздно, слишком устало. И она стоит, грозная и неизменяемая, над пыльным шумным хаосом жизни. Ни забвения, ни прощения, ни отрицания, ни объяснения, ни ненависти.

О смертная и гибнущая любовь, рождённая с этой плотью и умирающая с этим мозгом, память о тебе вечным призраком будет пребывать на земле.

А теперь в путь. Куда?

Площадь лежала в пылании лунного света. Фонтан выбрасывал не колеблемую ветром струю, вода падала в бассейн размеренными шлепками. На площади не было никого.

Когда Юджин вошёл на площадь с севера по Академи-стрит, куранты на башне банка пробили четверть четвёртого. Он медленно прошёл мимо пожарного депо и ратуши. У гантовского угла площадь круто уходила вниз к Негритянскому кварталу, словно у неё был отогнут край.

В лунном свете Юджин увидел поблёкшую фамилию отца на старом кирпиче. На каменном крыльце мастерской ангелы застыли в мраморных позах, — казалось, их заморозил лунный свет.

Прислонившись к железным перилам крыльца, над тротуаром стоял человек и курил. Обеспокоенно, немного боясь, Юджин подошёл ближе. Он медленно поднялся по длинным деревянным ступенькам, внимательно вглядываясь в лицо стоящего, скрытое тенью.

— Тут кто-нибудь есть? — сказал Юджин.

Никто не ответил.

Но, поднявшись на крыльцо, он увидел, что этот человек был Бен.

Бен мгновение молча смотрел на него. Хотя Юджин и не мог разглядеть его лица, скрытого тенью полей его серой фетровой шляпы, он знал, что он хмурится.

— Бен? — сказал Юджин с сомнением, останавливаясь на верхней ступеньке. — Это ты, Бен?

— Да, — сказал Бен. Помолчав, он добавил ворчливо: — А кто, по-твоему, это мог быть, идиот?

— Я не был уверен, — робко ответил Юджин. — Мне не было видно твоего лица.

Они немного помолчали. Потом Юджин, откашлявшись из-за смущения, сказал:

— Я думал, ты умер, Бен.

— А-ах! — презрительно сказал Бен, резко вздёргивая голову. — Только послушать!

Он глубоко затянулся — спиральки дыма развёртывались и растворялись в лунно-ярком безмолвии.

— Нет, — негромко сказал он немного погодя. — Нет, я не умер.

Юджин прошёл по крыльцу и сел на поставленную на ребро известняковую плиту постамента. Немного погодя Бен повернулся и взобрался на перила, удобно упершись в колени.

Юджин рылся в карманах, ища сигарету негнущимися дрожащими пальцами. Он не был испуган, он онемел от удивления и властной радости и боялся предать свои мысли на осмеяние. Он закурил. Вскоре он сказал с трудом, неуверенно, как извинение:

— Бен, ты — призрак?

Это не вызвало насмешки.

— Нет, — сказал Бен. — Я не призрак.

Снова наступило молчание, пока Юджин робко искал слова.

— Надеюсь, — сказал он потом с тихим надтреснутым смешком, — надеюсь, это не значит, что я сумасшедший?

— Почему бы и нет? — сказал Бен с быстрым отблеском улыбки. — Конечно, ты сумасшедший.

— Тогда, — сказал медленно Юджин, — мне всё это только кажется?

— О, бога ради! — раздражённо крикнул Бен. — Откуда я знаю? Что — это?