Эрнст Гофман - Крошка Цахес, по прозванью Циннобер

— Господин Бальтазар, mon her Бальтазар, — кричал кто-то впереди.

Он поднял глаза и остановился как бы прикованный. На встречу ему шел профессор Моис Терпин, под ручку с Кандидой. Кандида приветствовала окаменевшего Бальтазара с свойственной ей веселой, дружеской непринужденностью.

— Бальтазар, mon her Бальтазар, — продолжал профессор, — вы, ей-Богу, прилежнейший и приятнейший для меня из всех студентов. Вижу, вижу, любезнейший, вы любите природу со всеми ее чудесами точь-в-точь как я; а я на ней помешан! Верно, опять ботанизировали в вашем лесочке? Ну, что ж нашли хорошего? Да познакомимся покороче; навестите меня, я рад вас видеть во всякое время. Мы можем делать вместе опыты. Видели ль вы мой воздушный насос? Да за чем же откладывать далеко, mon her, завтра повечеру соберется у меня дружеский кружок, консумировать чай с хлебом и маслом, провести время в приятных разговорах; увеличьте его своей драгоценной особой. Вы познакомитесь у меня с прелюбезным молодым человеком, которого мне в особенности рекомендовали. Bon soir, mon her, доброго вечера, любезнейший! А refoir, до свидания! Вы ведь завтра придете на мою лекцию? Ну, adieu, mon her! [6] В немецком оригинале все французские выражения (mon cher — «мой дорогой», а revoir — «до свиданья») напечатаны без ошибок. Вероятно, русский переводчик таким образом стремился передать немецкий акцент .

И не дождавшись ответа Бальтазара, профессор Моис Терпин удалился вместе с дочерью.

Бальтазар в смущении не смел поднять глаз все время, как она перед ним стояла; но он чувствовал, что взоры ее прожигали грудь его, чувствовал ее дыхание и сладостный трепет потрясал все его существо.

Прошла досада — в восторге смотрел он на удаляющуюся, до тех пор пока она не исчезла в густоте деревьев. Медленно возвращался он опять в лес, чтоб мечтать, и мечтать сладостнее, чем когда-нибудь!

Фабиан побежал поперек леса, думая обогнать чудного всадника, но ошибся. Вышел на опушку, он увидал, что к крошке присоединился другой красивый ездок и они оба въезжали уже в городские ворота.

— Гм, пусть я не обогнал его, — бормотал он про себя, удвоивая шаги. — Все-таки поспею. Если этот наперсток в самом деле студент, то его пошлют к «Крылатому Коню», а если он повторит там свое резкое «прр-р-у-у», сбросит вперед ботфорты, а там слетит и сам и еще вздумает расхорохориться, когда бурши начнут хохотать, так и пойдет потеха.

Взошед в город, Фабиан воображал встречать на всех улицах смеющиеся лица; но не тут-то было. Все проходили спокойно, серьёзно. На площадке перед «Крылатым Конем» прогуливалось несколько студентов, преважно рассуждая о своих делах. Верно, крошка тут еще не показывался, подумал Фабиан, как, взглянув в ворота гостиницы, увидал, что его лошадь вели в конюшню. Но кого ни спрашивал он, не проезжал ли сюда верхом на пребольшой лошади премаленький уродец, все говорили, что нет. Много смеялись его рассказу, но уверяли, что ничего подобного не видали, что минут за десять проехали, правда, два ездока в гостиницу, но очень красивые и на хороших лошадях.

— И один сидел на той, что сейчас провели в конюшню?

— Да. Этот, конечно, нельзя сказать, чтоб был велик ростом, но зато прекрасно сложен, с чрезвычайно приятным лицом и чудными локонами. К тому ж показал себя лихим наездником; соскочил с лошади так проворно и ловко, как первый шталмейстер вашего князя.

— И не потерял ботфорт? И не покатился кубарем к вам в ноги?

— С чего это ты взял? — возразили все единогласно. — Слететь такому искусному ездоку, как маленький?

Фабиан не знал, что и говорить.

Вдали показался Бальтазар. Фабиан бросился к нему и рассказал, как здесь все принимают маленького уродца за прекраснейшего мужчину и искуснейшего наездника.

— Видишь ли, любезный Фабиан, — сказал ему Бальтазар, — не все, как ты, любят насмехаться над несчастными, искаженными природой.

— Да, Боже мой! — перебил его Фабиан. — Тут дело совсем не о насмешках, а о том, может ли уродец в три фута, чрезвычайно похожий на редьку, быть красивым мужчиной?

Бальтазар подтвердил уверения Фабиана, что маленький студентик ужасно уродлив. Напрасно — видевшие его на площади оставались при своем, что он прекраснейший мужчина.

Начало смеркаться; друзья отправились домой. Тут Бальтазар, сам не зная как, проговорился, что он встретился с профессором Моис Терпином и что он пригласил его завтрашний день на чай.