Нам Као - Избранное

30.11.47. Сегодня вечером в доме около очага собралось почти все население из окрестных деревень…

Мы рассказывали манам о жизни в долине, о Ханое, о героических днях восстания. Нам хотелось, чтобы люди поняли, как велика наша страна, сколько в ней народов, городов, чтобы они осознали свою сопричастность могучему народному движению. Говорили и о мировых проблемах, о разгорающемся революционном движении в Азии и Европе, старались подобрать слова точные и простые. Особенно охотно слушали они рассказы о Хо Ши Мине. С гордостью вспоминали, что Хо Ши Мин еще до революции, будучи в подполье, побывал в этих местах. Значит, он тоже пробирался горными тропами, по запутанным лабиринтам в лесной чащобе?

Говорили увлеченно. Глаза наших собеседников оживились, лица светились. Их дремучие лесные души будто пробуждались ото сна. Тян и Бао запели песню. Братья решили между собой, что после победы справят праздничные одежды и спустятся с гор, чтобы посмотреть на мир. Тут и Чиеу Ван Хыонг пришел в крайнее возбуждение. Он гудел на весь дом, как подстрелит косулю, сошьет из шкуры новую куртку и отправится погулять по Ханою.

2.12.47. Вчера мы спустились с гор. Наши друзья внизу очень нам обрадовались после месяца разлуки. Теперь мы им кажемся кем-то вроде буддийских аскетов, у которых уже полумедвежий облик — такие мы длинноволосые, бородатые, черные, как головешки, и порядком ободранные и обносившиеся. Вокруг нас непривычно оживленный, благоустроенный, удивительно цивилизованный мир, населенный красивыми, изысканно одетыми людьми. Мы осторожно ступаем по дорогам, по обочинам рисового поля: местность предгорий кажется нам непривычно ровной.

Сегодня раздобыли машинку для стрижки волос, сделали друг другу прически. Сразу полегчало. Спустились к большому потоку, вымылись. Из воды вылезали посиневшие от холода, но бодрые. Облачились в чистую одежду и пошли назад легкие как перышки. Навстречу — возглавляемая почтенным старцем цепочка местных красавиц. Не иначе, как потянулись в горы, на временную стоянку. Здороваемся. Старик важно кивает. Девицы защебетали, приветствуя. Одна громко выпалила:

— Какие вы красавцы-то…

Последовал взрыв задорного смеха. Я почувствовал, что краснею от удовольствия. Пожалел, что не ношу с собой зеркала и давно не видел себя, захотелось сразу удостовериться в справедливости игривого замечания. Вечером Ань Ты разочаровал нас, сказав, что более половины наших работников, практически каждый, кто попадался на глаза местным девушкам, здесь ходят в «красавцах».

(Надо сказать, мы старались держаться с достоинством и благопристойным образом жизни сумели завоевать расположение населения. Нас открыто хвалят за примерное поведение, вспоминая произвол французских солдат, которые требовали, чтобы из окрестных деревень в укрепления к ним поставляли красивых девушек. В обязанности несчастных входило всячески ублажать оккупантов, да еще и обмахивать их опахалами во время сна. Доверие обязывало, и мы, невольно заглядываясь на местных горянок, ограничивались шутками и безнадежными воздыханиями.)

2.3.48. Газета налажена, и теперь стало не до дневника. Да и писать вроде уже не о чем.

Ежедневно корплю над заметками. Задача состоит в том, чтобы и передовица, и статьи, и даже мелочи подавались сжато и просто. Написанное даю на прочтение нашему связному (он тхо по национальности), чтобы удостовериться в доступности текста. Непонятные места переписываю, подбирая слова попроще.

Еще раньше я мечтал о небольшой газете для малограмотных, то есть для большинства населения нашей страны. Незадолго до войны Сопротивления я оставил Ханой, чтобы в отдаленной провинции осуществить свое намерение. Не хватило средств. Возможность осуществить задуманное ранее предоставилась только теперь. Я с большим увлечением и усердием взялся за дело, до которого ни за что бы не «снизошел» лет пять назад. Тогда я писал в надежде прославиться. Хотел создать нечто вечное, что составило бы мою посмертную славу. Я искал похвал литературных друзей, знатоков, знаменитых критиков. Их мнение было для меня все… О простых людях я не вспоминал. Зачем им читать? Что им литература? Они грубы и невежественны. Их можно вывести из отупения лишь азартной игрой, бутылкой вина или куском жареного мяса. Им нет дела до книг и уж наверняка нет дела до того, кто этот писатель.

В центре всех моих помыслов был тогда только я сам, собственной персоной. Но после Августовской революции мне вдруг стало ясно, что мое индивидуалистическое «я» само по себе ничего не значит. Ибо оно начинает приобретать хоть какое-то значение только тогда, когда судьба моя соединяется с судьбами окружающих меня людей.