Корзина червей шелкопряда —
коконов пять корзин.
Десять мотков блестящего шелка —
кокон дает один…
А тот подонок, что шелк продает японцам, снес дом тетушки Киеу… Это ты, староста, придумал, чтобы мужа моего взяли в солдаты. Сам приохотил его играть в шаукдиа, а как он проигрался до нитки, пришлось ему идти в казарму, и он меня бросил… Солдат Бонг, ох, любил он французских шлюх с ихними танцами, вот и оставил меня дома одну. Осталась я дома и родила… Мое дело, хочу — рожаю, хочу — нет!.. И чего вы все на меня взъелись? Нате вот — выкусите!.. Раз уж родила дитя, я его и выкормлю. Вот он — золотце мое! Смотрите-ка, люди добрые, буду сейчас его баюкать…
Бонг, сощурив глаза, поглядела на малыша и, качая его, запела:
А-о-ой, журавель ночной.
На широких мягких крыльях
опускаешься ты в пруд,
Шаришь клювом своим длинным
там и тут, там и тут,
Под водой. А-о-ой!..
А теперь, — она приподняла ребенка, — покормлю тебя молочком. На-ка грудь… И меня когда-то мама молочком кормила. Сама от голода умру, зато ты у меня сытенький будешь. А старостиной дочке молочка не дам… Я тебе сейчас песенку спою…
Бонг рассмеялась. Одной рукой, как веером, она прикрыла лицо и, пританцовывая, затянула песню из старинной пьесы. Не допев до конца, она с маху уселась на земляную насыпь, окружавшую ствол огромного дерева банг, свесила ноги и прижала ребенка к груди, соскребла налипшую грязь, поплевала на грудь, вытерла сосок и сунула его малышу. Ребенок уставился на нее. Губки его словно приклеились к груди, он сосал жадно, сопя и чавкая. Тонкой ручонкой он дергал сосок на другой груди, болтая от удовольствия ножками.
Откуда-то из-за коромысел и корзин послышался громкий плач:
— О горе, неужто в прежней моей жизни украла я колокол из пагоды иль оскорбила самого Будду? За что обречена на такие мучения вместе с дочкой и внуком?!
Старуха, мать Бонг, всхлипывала, утирая слезы полой платья. Но люди, мельком взглянув на старуху и ее безумную дочь, отходили кто к кулям с зерном, сложенным по обе стороны двора, кто к стоявшим кругом в беспорядке корзинам с рисом.
Через минуту людям уже казалось, будто все вокруг — и сами они, и кучи зерна, и корзины — качается и дрожит от приближающегося грохота грузовиков.
Для чего здесь ссыпали столько зерна? Неужто все погрузят в эти огромные автомобили? Триста кулей рису были уже полны доверху и увязаны. Люди, притащившие рис в корзинах, сидели теперь на земле и ждали; другие еще только подходили к диню, громко поскрипывали коромысла у них на плечах.
Ни на что хорошее народ не надеялся. Выжить бы только да сил вконец не лишиться. А там, глядишь, — ведь земля-то останется и солнышко будет светить, — прекратится война, кончат сажать этот джут [44] Японцы, оккупировавшие в то время Вьетнам, заставляли крестьян сеять необходимые для японской промышленности технические культуры. Это явилось одной из причин голода в стране.
, перестанут забирать последний рис, и голоду придет конец, и жить можно будет. А пока — подумать страшно! Вон вчера утром пришел из уезда приказ, и деревенский глашатай зачитал его во всеуслышание, а нынче уже тут как тут автомобили японские и солдаты с ружьями.
Гулко колотятся сердца, тяжелые вздохи застревают в глотках. Лица у людей посерели и стали каменные. Изможденные — кожа да кости — тела в грязных лохмотьях. Только у молоденьких девушек кости не так выпирают наружу. Они уселись на корточках подле своих коромысел и, подняв головы, тревожно озираются по сторонам. Остальной народ, больной и ослабевший, сидит понуро и безучастно.
Солнце припекает все сильнее. Белесое марево струится над кровлями убогих домишек, над прудами, подернутыми лоснящейся ряской. В полях ни души. Только в небе изредка пролетают птицы, тяжело взмахивая крылами, словно пешеходы, бредущие по воздуху.
Моторы загрохотали сильнее. Наконец передняя машина мелькнула в зарослях бамбука ближайшего к общинному дому пруда. Староста, не в силах более сдерживаться, поднял руку и закричал своему помощнику и начальнику деревенской стражи:
— О горе! Их благородия, японские офицеры и господа из уезда, вот-вот будут здесь… Что вы стоите? Сволоките куда-нибудь эту ведьму!
Те, побледнев, приблизились к Бонг. Она встала и восторженно заулыбалась.
— Авто… авто… хи-хи!… И вправду — авто… Японские авто… Ох, большие! Нет, не хочу лететь на самолете, лучше поеду в автомобиле. Здорово!.. Хи-хи…
Читать дальше