Вилли Бредель - Отцы

Брентен более не выражал сомнений. Впрочем, он ничего не знал ни о Ван-Гоге, ни о Лувре и предпочел не продолжать разговор на эту тему. Он похвалил картины, хотя они показались ему скорее странными, чем красивыми.

Затем пили кофе из тонких, как бумага, фарфоровых чашечек. Земляничный торт Карлу положили на тарелку позолоченной лопаткой. «До чего же благородно, прямо с души воротит, — думал бедный родственник. — Здорово они в гору пошли». Он спросил, как живут Лизхен и Гильда.

— Ах, ты еще называешь ее Лизхен, как это мило! — воскликнула Мими и громко рассмеялась. — Наши дочки уже не девочки, а настоящие дамы. Элизабет поехала в Боркум, у Гейнца были дела в Эмдене. Так вот, когда он покончит с делами, они проведут несколько дней у моря. А Гильдегард уже две недели находится в Зальцкоттене, возле Падерборна, знаешь? У нее, бедняжки, нервы не в порядке. Она нуждается в отдыхе. Стивен — трогательный супруг, надо тебе сказать. Он молится на нее. Ах, наших девочек очень балуют, очень. Им страшно повезло. Обе сделали блестящие партии.

При слове «партии» лицо Брентена омрачилось. Это словечко ему слишком часто приходилось слышать из тех же уст. И всякий раз в тоне упрека. У него чуть было не вырвалось: «Значит, они сделали лучшую партию, чем я». Но он сдержался и промолчал. Когда Мими спросила, как поживают его жена, сын, он стал до небес превозносить Фриду и свою семейную жизнь изобразил, как счастливейшую из счастливых. По его словам, маленький Вальтер был чуть ли не вундеркиндом: не только умный, способный мальчик, но и художественно одаренный.

— В каком отношении? — поинтересовалась Мими.

Брентен сообщил, что у мальчика прекрасный голос; он так музыкален, что выступает в городском театре.

— Да что ты! — изумленно воскликнула Мими.

На самом деле Вальтер через посредство Папке был принят в детский хор городского театра и изредка вместе с другими юными певцами выходил на сцену и таким образом подрабатывал несколько марок в неделю.

Мими Вильмерс рассказала, что старший брат Матиас изредка навещает их.

— Представь себе, он скоро будет произведен в старшие секретари таможни. Он здоров, выглядит превосходно. Ну, конечно, живет спокойно, забот не знает. И представь себе, Агнеса все еще жива! Они над ней дрожат, холят ее, берегут.

Агнеса, единственная дочь таможенного чиновника Матиаса Брентена, была хилым, бледным существом. Говорили, что она больна туберкулезом в тяжелой форме; ее жалели: ведь она со дня на день могла умереть.

Карл Брентен молчал.

Мими Вильмерс заговорила об их так безвременно умершем отце, цеховом мастере в Баркхофе, домовладельце и землевладельце, некогда заседавшем в гамбургском бюргершафте. Да, Брентены — коренные гамбуржцы, старинный бюргерский род.

— Ужасно, — жаловалась она, — ужасно, что семья распадается, что братья и сестры становятся чужими друг другу.

Карл Брентен молчал.

Более десяти лет тому назад старший брат Матиас выгнал его из своего дома: господин таможенный чиновник не пожелал терпеть у себя в доме социалиста. Более десяти лет братья не встречались.

Карл Брентен упорно смотрел в одну точку.

Мими, угадав, должно быть, его мысли, переменила тему.

— Я слышала, у тебя теперь магазин? Как дела? Оправдывает себя торговля?

Карл Брентен очнулся и пошел хвастать без зазрения совести. Дела так хороши, вдохновенно врал он, что он собирается открыть филиал. Кроме того, он намерен поставить производство сигар на более широкую ногу.

Для начала ему потребуется пять-шесть рабочих.

— Значит, ты настоящий фабрикант, — воскликнула Мими, глядя на брата с удивлением и восторгом. — Ах, Карл, надо тебе почаще бывать у нас. Непременно, слышишь? Тебе надо познакомиться с Гейнцем и Стивеном. Знаешь ли, Гейнц может быть тебе полезен своим советом: у него большой опыт в финансовых вопросах. А какие у него связи, ты и не представляешь себе. Право, Карл, тебе надо почаще к нам приходить.

Карл Брентен, усмехнувшись, обещал бывать чаще. Его рассмешил этот «финансовый советчик», который может, мол, ему помочь. В ближайшее время предстояло уплатить долг в тысячу шестьсот марок, и он не знал, откуда взять их.

Беседа протекала мирно и сердечно; только спор с Хинрихом несколько нарушил общую гармонию. Мими вновь убедилась, что обожает своего младшего брата, владельца магазина и будущего фабриканта сигар, который их нисколько не может теперь скомпрометировать.

«Минна Верман», груженная машинами и инструментами, стояла в гавани; в полдень она отплывала в Африку. Накануне старик Хардекопф дал сыну последние наставления и под конец сказал: