Жорж Санд - Лавиния

— Вы не поняли меня, Лавиния! — вскричал граф, бросаясь к ее ногам. — Будь я проклят, если когда-нибудь мысль о ваших прежних несчастьях могла внушить мне дерзкую мысль — требовать от вас жертвы, несообразной с вашей благородной гордостью…

— Точно ли вы уверены в себе, что никогда не имели такой мысли? — промолвила Лавиния с горькой улыбкой.

— Это ужасно, Лавиния, но хорошо — я буду откровенен, — сказал граф голосом убеждающей истины. — Может быть, я имел эту мысль, прежде чем узнал вас лучше, но теперь я отвергаю ее с негодованием. Лавиния! Притворство с вами невозможно — вы уничтожаете всякую хитрость, вы подчиняете себе волю каждого. Вы заслуживаете обожание. С тех пор как я узнал вас, клянусь — моя любовь была вас достойна! Выслушайте меня, позвольте мне у ног ваших дождаться моего приговора. Неразрывными клятвами хочу я связать мою будущность с вашей. К вашим ногам кладу я мое имя, которое, думаю, довольно значительно, и блестящее состояние, которым, как вы знаете, горжусь я очень мало — все у ног ваших, вместе с сердцем, полным безумной любви к вам, сердцем, которое дышит только вами!

— Так вы в самом деле предлагаете мне вашу руку, граф? — сказала Лавиния, не показывая обидного изумления. — Примите прежде всего мою благодарность за такой знак уважения и привязанности ко мне.

И она дружески протянула ему руку.

— Боже, благодарю тебя! Она соглашается! — воскликнул граф, покрывая руку Лавинии пламенными поцелуями.

— Нет, граф, — возразила Лавиния, — я прошу вас дать мне время на размышление…

— Но могу ли я надеяться?

— Не знаю. Вы можете положиться только на мою признательность. Прощайте. Возвратитесь на бал — я этого требую. Я буду там через минуту.

Граф страстно поцеловал конец шарфа Лавинии и вышел. Едва только успел он затворить за собой дверь, как Лионель отдернул занавески, ожидая от Лавинии позволение войти в комнату. Но Лавиния сидела на диване, оборотясь спиной к окну. Лионель видел ее лицо, отражавшееся в зеркале, висевшем напротив. Глаза ее были устремлены на паркет; она сидела неподвижно, задумавшись. Погруженная в глубокую думу, она совершенно забыла о Лионеле, и крик удивления, вырвавшийся из ее груди, когда он стал на середину комнаты, послужил ему простодушным признанием в совершенном забвении его присутствия.

Лионель побледнел от досады, но пересилил себя.

— Признайтесь, Лавиния, что я вполне дал вам время насладиться вашими новыми победами, — сказал он. — Мне должно было вооружиться всем моим хладнокровием, чтобы оставаться безмолвным, когда меня оскорбляли и когда оскорбление это было, может быть, приготовлено заранее!

— Приготовлено? — повторила Лавиния, взглянув на него сурово. — И вы смеете так думать обо мне? Если таково ваше мнение, оставьте меня, прошу вас!

— Нет, нет, я так не думаю! — сказал Лионель, подойдя к ней с сильным волнением и взяв ее за руку. — Не обращайте внимания на мои слова… Я так расстроен… Должен признаться, однако ж, что, заставив меня присутствовать при подобной сцене, вы слишком много полагались на мое хладнокровие…

— На ваше хладнокровие, Лионель?.. Я вас не понимаю. Вы, верно, хотели сказать — на ваше равнодушие?

— Смейтесь надо мной, сколько вам угодно; будьте жестоки, уничтожьте меня, попирайте меня вашими ногами — вы имеете полное право… Но я истинно несчастлив!..

Он был в большом смущении. Лавиния думала или показывала, что думает, будто он притворяется.

— Кончим наше свидание, — сказала она, вставая. — Вам не худо было бы вспомнить то, что я отвечала графу де Моранжи, человеку, любовь которого никогда не оскорбляла меня. Прощайте, Лионель! Расстанемся навсегда, но расстанемся без оскорблений, без неприятностей. Вот вам портрет ваш и ваши письма… Прощайте. Пустите мою руку — я должна возвратиться на бал…

— Вы должны возвратиться туда, чтобы танцевать с графом де Моранжи, не так ли? — сказал Лионель, в бешенстве бросив пакет, отданный ему Лавинией.

— Выслушайте меня, — отвечала Лавиния спокойно, но только побледнев немного. — Граф де Моранжи предлагает мне знаменитое имя, которое возвратит мне полное уважение света. Союз со старым лордом Блейком не мог совершенно смыть с моего имени тяжкого пятна, которое всегда лежит на имени оставленной женщины. Все знают, что старик всегда выигрывает в таком случае, но человек молодой, богатый, прекрасный, благородный, любимый женщинами — это другое дело и стоит внимания. Признаюсь, Лионель, я очень рада, что не оттолкнула от себя графа совершенной холодностью — я давно угадала благородство его чувств…