Жерар Нерваль - Дочери огня

— Она умерла? — спросил аббат де Бюкуа.

— Нынче ночью удавилась

На третьем этаже башни Куэн сосредоточено было довольно избранное общество. Именно сюда поселяли «любимчиков коменданта». Кроме Ренневиля и аббата, здесь находился некий немецкий дворянин, барон фон Пекен, арестованный за то, будто он сказал о короле, что тот «смотрит на все сквозь очки госпожи де Ментенон»; был здесь также некий Фалурде, замешанный в деле с фальшивыми дворянскими титулами; а еще бывший солдат по имени Жак ле Бертон, попавший сюда по обвинению в том, что пел непотребные песенки, в коих недостаточно почтительно говорилось о любовнице короля.

Ренневиль очень жалел этого солдата и возмущался, что за такой пустяк его держат в заточении; он говорил, что этой Ментенон не худо бы взять пример с королевы Екатерины Медичи, которая однажды, открыв у себя в Лувре окошко, увидела внизу, на берегу Сены, солдат, жаривших на костре гуся и в ожидании ужина распевавших песенку, где о ней отзывались весьма нелестно. Она только крикнула им: «Почему вы говорите гадости об этой бедненькой королеве Екатерине — она не сделала вам ничего плохого. И это ведь за ее счет куплен гусь, которого вы жарите!» Король Наваррский, который находился рядом с ней, хотел тут же спуститься вниз, чтобы проучить этих наглецов, но королева не пустила его. «Оставайтесь наверху, — сказала она, — ведь все это происходит настолько ниже нас».

Был здесь также некий итальянский аббат по имени Папазаредо.

Когда принесли ужин, Корбе, который, по обыкновению своему, сопровождал прислугу, спросил, нет ли у кого-нибудь каких-либо жалоб.

— Есть! — вскричал аббат Папазаредо. — Я жалуюсь на то, что наша компания становится все более многочисленной и увеличилась теперь еще на одного аббата… Я бы предпочел женщин; среди здешних пленниц немало найдется таких, которых вы могли бы предоставить нам.

— Это совершенно против правил, — сказал Корбе.

— Послушайте, голубчик Корбе, посадите меня в карцер с какой-нибудь бабенкой…

Корбе пожал плечами.

— Ну дайте мне Мортоншу, или Флери, или Блонди, или Дюбуа — кого-нибудь из тех, с кем уже побаловались вы… Или хотя бы эту милочку Маргариту Фаландрие, торговку волосами из монастыря Сент-Опортюн, что целыми днями распевает песенки, мы даже здесь их слышим.

— Помилуйте, подобают ли священнослужителю такого рода речи? Постыдились бы этих господ! А что до Фаландрие, то она сейчас находится в карцере за то, что посмела обратиться к караульному офицеру.

— О! — сказал аббат Папазаредо, — бьюсь об заклад, здесь есть другая причина… Это вы из ревности решили наказать ее за то, что она с ним заговорила! Ну и жестокий же вы ревнивец, Корбе!

— Да ничего подобного, — сказал Корбе, весьма, впрочем, польщенный последним замечанием. — У этой девицы страсть возиться с птицами, она обучает их всяким штукам. Ей позволено было держать у себя несколько воробьев. Окно ее камеры выходит в сад, и одна из ее птах вылетела из него и угодила прямо в лапы кошке. Вот она и крикнула этому офицеру: «О, пожалуйста, спасите моего воробушка! Он у меня самый лучший, это тот, что танцует ригодон!» Офицер имел глупость послушаться ее, погнался за кошкой, но ему даже не удалось спасти птицу — теперь он сидит под арестом, ну а ее посадили в карцер, вот и все.

Сказав это, Корбе повернулся и вышел вон, дабы избежать дальнейших насмешливых замечаний итальянского аббата. Впрочем, он был в прекрасном расположении духа, потому что один из узников только что преподнес ему кольцо с большим сапфиром, а аббат де Бюкуа, которому пришелся не по вкусу тюремный стол, потребовал, чтобы обеды ему отныне приносились из города. Господин де Фалурде рассказал по этому поводу, что и он тоже в свое время надеялся таким способом улучшить условия своего существования. Однако обеды, которые приносились ему из города, обходились очень дорого, а вкусом были весьма посредственны — вино подавали ему по шести су за бутылку, а ставили в счет как шампанское ценою в ливр, да и во всем остальном действовали так же. Он тогда заявил Корбе: «Я буду платить за все вдвойне, но я желаю, чтобы мне подавалось все самое лучшее». Корбе ответил ему: «Вы совершенно правы, поставщики нас обманывают. Отныне я сам стану следить за выбором провизии и вин для вашего стола».

И в самом деле, с этого дня все, что ему подавали, было самого отменного качества.