А летом — с подругою встреча,
И верность — навеки — одной,
Как мудро, любви не переча
Живет он в чащобе лесной!
И осенью смолкнув короткой,
Зимы не узнав ледяной,
О, как благодарно и кротко
Умрет он в чащобе лесной!
Впервые в «L'Artiste» в 1846 г. Датируется июнем 1837 г. В 1836 г. Нерваль совершил вместе с Теофилем Готье путешествие в Бельгию и, как предполагают, побывал и в Англии.
Перевод Л. Цывьяна
Британия, тебе я
Уже «прощай!» сказал,
Становится бледнее
Полоска белых скал.
О, как ликует море!
На родине твоей
Я побываю вскоре,
Фламандский чудодей!
И мне, о Рубенс, мнится,
Что вышел ты на брег,
К которому стремится
Дымящий наш ковчег,
И в памяти счастливой
Поэзией живой
Антверпенские дива
Встают передо мной.
А море плещет сонно,
Искрясь, как в дни, когда
Толпою Купидоны
С тобой пришли сюда.
То гений твой огромный
Дал ионийский строй
Дремотной глади скромной,
Реальности скупой,
Когда корабль злаченый
С штандартом Валуа
Плыл с юной нареченной
Дофина Франсуа [361] …плыл с юной нареченной дофина Франсуа — то есть с Марией Стюарт. Связь этого сюжета с творчеством Рубенса остается непроясненной.
.
О Роза Возрожденья,
Украсившая двор!
Ждало ее глумленье,
Ждал в Англии топор.
Но был еще неведом
Удел, что ей сужден,
И плыл за нею следом
По морю Посейдон;
Пузатые Тритоны,
Сонм Нереид твоих
Покорно, восхищенно
Сопровождали их.
Бочонок великанский
По волнам Океан
Катил, чтобы фламандский
Силен был вечно пьян.
Со щедростью избытка
Тобой была дана
Фламандскому напитку
Вся пламенность вина!
В злаченой колеснице
К хмельным фламандцам ты
Богам велел спуститься
С небесной высоты.
Олимп на поклоненье
У королевских ног —
Страсть, хохот, исступленье!
Но скорбен был итог.
Век пышности надменной —
Давно лишь тлен и прах,
Но, Рубенс, ты нетленный
Останешься в веках!
Песни из опер и пьес. Посвящения
Из мелодрамы, написанной в 1829 г. по роману В. Гюго «Ган Исландец». В кругу младших романтиков охотно имитировали повадки этого «чудовищного» героя Гюго. Сам Нерваль как-то потребовал у официанта налить ему «морской воды» в череп, который он держал в руке.
Перевод М. Яснова
Как только луч, блеснув на склонах,
Угас.
И стихло все в долинах сонных
У нас, —
Ни шагу дале, безрассудный,
Плутающий во мгле полян!
Ты слышишь — рык, в глуши безлюдной
Родившись, рвется сквозь туман?
Там Ган!
Там Ган!
Там Ган Исландец!
Исландец Ган!
Мертва в его груди саженной
Душа;
Его глаза горят, геенной
Дыша;
Там, в глубине пещеры дикой,
Над жертвою склоняет стан,
Дрожа от ярости великой,
Рыданьями и кровью пьян, —
Там Ган!
Там Ган!
Там Ган Исландец!
Исландец Ган!
На празднике порою пляску
Прервет
И, пред толпою сбросив маску,
Встает
Чудовище! Стеная дико,
Он в круг врывается, незван,
От хищных глаз его и крика
Там каждый страхом обуян…
Там Ган!
Там Ган!
Там Ган Исландец!
Исландец Ган!
Из либретто к опере «Пикильо», написанной с А. Дюма (1837).
Перевод Н. Рыковой
Кому могли б наскучить скоро,
О благодатная страна,
И города твои, и горы,
И вечная твоя весна?
Пьянящий воздух, эти ночи,
Что упоительнее дней,
Поля, куда господь захочет
С эдемских снизойти полей?
Аравия тобой владела,
Но, сломленная наконец,
Прощаясь, на тебя надела
Востока царственный венец!
И эхо громче и напевней
Твердит тебе все вновь и вновь
Припев арабской песни древней:
Свобода, слава и любовь!
Из либретто к опере «Черногорцы» (1849).
Перевод Н. Рыковой
Во мраке глубинном
Порывом единым
Мы ринемся в бой,
Все вместе, все вместе,
Готовые к мести
Судьбине лихой.
Здесь сумрак давящий,
Здесь ночь, только мстящий
Не дремлет, не спит.
И в смерти, и в склепе
Сорвет свои цепи,
Кто бдит!
Читать дальше