Ян Неруда - Стихотворения. Рассказы Малостранские повести Очерки и статьи

Он повернулся, снял со стены гитару и, став у окна, взял несколько аккордов.

Внизу во дворе раздался приглушенный собачий вой.

— Азор выбрался-таки во двор, — сказал себе холостяк и высунулся из окна. — Азор, смирно, молчать! — Пес не откликался. — Не буду дразнить его, бедняжку, — решил доктор, повесил гитару на место, закрыл окно и опустил штору.

Подойдя к письменному столу, он зажег свечу и уселся в кресло. У него была привычка наедине разговаривать с собой. И сейчас он продолжал рассуждать.

— Я уже достаточно стар, чтобы не делать глупостей. В моем возрасте такое дело надо провести быстро, но не слишком, не совсем без поэзии. Мой план правилен… Проклятое колено, здорово я треснулся! — Он распахнул халат и осмотрел брюки. На правом колене они были порваны. — Новые брюки! — огорчился Лоукота. — Вот к чему приводит излишняя деликатность. Парочка стояла слева в подворотне, — наверняка это были Вацлав и Маринка! — я подался вправо и налетел на каток для белья. Проклятый Вацлав! Надо будет отговорить его от этих ухаживаний. Они бог весть куда заведут, а ведь он всего-навсего практикант. Жаль парня, он способный, этого у него не отнимешь. Лучше всего ему было бы учиться, но у них нет денег. Надо будет поговорить с ним и об этих его стихах, ни к чему они, пусть лучше думает о службе, раз уж служит. Когда придет за моим отзывом, скажу ему, чтобы бросил писать стихи, все это ничего не стоит.

Он взял со стола толстую тетрадь и начал ее просматривать. В тетради были закладки, и Лоукота открыл тетрадь на первой из них.

— Мой план готов, — продолжал он про себя. — Мне нужны стихи, а сам я сочинять не умею, значит, воспользуемся этими. Не будь их, я достал бы другие, не все ли равно. Йозефинка не узнает, Вацлав тоже, потому что выкинет их по моему совету. Итак, завтра посылаю первое, пока без подписи, но она догадается. Пошлю вот это.

И он прочел вслух:

Молодчина! Как описал наши горы, а ведь в жизни их не видывал, уж я-то знаю. «Лес — небес»… очень хорошо! А «голос — трели соловья» — это, пожалуй, уж слишком. Вот что я сделаю, подчеркну эту строчку: «Но для поэта — вечный рай». Мол, только для меня! Девушкам стихи кружат голову. А через недельку бросим вторую бомбу, уже с подписью. Вот что я пошлю во второй раз:

Однако он умеет писать стихи! Ха-ха! Он кружил бы головы девушкам. Но это, видно, писано для какой-нибудь еврейки, Йозефинка не такая смуглая… Ладно, она не заметит, главное — это звучные стихи и то, что она здесь названа солнцем. Эти стихи вскружат ей голову. Такой пыл и пламень!

Он перевернул еще несколько страниц.

— Это просто ошеломительно, прямо, как выстрел, валит с ног! Девушка, конечно, не устоит, когда влюбленный грозит застрелиться. Так или иначе, мы угостим Йозефинку на третье и этой пилюлей. Это еще укрепит ее чувства… Написано, словно по заказу, для меня… Однако пора спать, спать. — Лоукота сладко зевнул и начал раздеваться. — Самое лучшее место это: «Как узник сердца моего, и ты пойдешь со мною», — бормотал он, раздеваясь и с педантической аккуратностью складывая одежду на кресле и на тумбочке возле кровати. — Поэт хочет сказать, что запер ее в своем сердце, и если прострелит себе сердце, то убьет и ее. Ха-ха, как же, как же!.. Прочь из сердца… Сегодня тепло, можно спать и без одеяла, — продолжал он, откинул одеяло, погасил свечу и лег.

В постели он удовлетворенно вздохнул.