Несколько раз он чиркает спичкой, несколько раз возникает фосфорная вспышка, снова чирканье, потрескивает дерево, человек бормочет что-то, опять чиркает. Наконец появляется огонек и освещает фигуру в ночной рубашке. Огонек гаснет, но костлявая старческая рука уже зажгла наполненную маслом и водой коптилку с черным фитильком, плавающим на пробке. Огонек замерцал, как крохотная звездочка. Спичка полетела на пол, звездочка стала понемногу разгораться. Над ней стоит старуха в рубашке, спросонья протирает глаза и зевает.
Женщина стоит у стола, около выкрашенной темной краской деревянной перегородки, разделяющей помещение пополам. Свет коптилки слишком слаб, чтобы мы могли увидеть, что делается за перегородкой, но обоняние нас не обмануло: мы на задней половине бакалейной лавочки. Видимо, одно и то же помещение служит и лавкой и жильем. В лавке много товару, всюду стоят мешки, высятся нагруженные доверху корзины и кошелки, со стен свисают связки и пучки.
Вздрогнув от ночной прохлады, женщина берет со стола коптилку и ставит ее на прилавок, среди горшков со сливочным и топленым маслом. Здесь же стоят весы и висят связки чеснока и лука. Женщина садится к прилавку, подтягивает ноги чуть ли не к подбородку и вынимает из ящика шкатулку с нитками, ножницами и прочей мелочью. Она извлекает все это и добирается до дна шкатулки. Там хранятся книги и какие-то бумаги, испещренные цифрами. Бумаги старуху не интересуют. Она берет одну из книг и раскрывает ее. Это так называемый «Большой сонник». Старуха некоторое время перелистывает страницы, потом, позевывая, погружается в чтение.
За перегородкой слышится ровное дыхание уже только одного спящего: другой, разбуженный шумом или мерцающим светом, пошевелился на постели.
— Ну, в чем там дело? — заворчал хриплый стариковский голос.
Женщина не отвечала.
— Что с тобой, старая?
— Ничего, — сказала она. — Лежи. Ничего со мной не случилось. Вот только озябла я что-то.
И она зевнула.
— А что ты там возишься?
— Приснился мне покойник отец. К утру сон забудется, вот я и пошла посмотреть в сонник. Такой хороший сон никогда мне не снился… Но до чего холодно, а ведь июнь на дворе!
Она продолжала читать, покачивая головой. С минуту было тихо.
— А который час? — раздалось из-за перегородки.
— Уже два.
Дыхание третьего спящего стало прерывистым, он просыпался, разбуженный громким разговором.
— Ну, кончай уж скорей, дай нам выспаться. Ты только и думаешь что о своей лотерее! — сказал старик.
— А от тебя нет ни минуты покоя. Спи и не приставай.
За перегородкой раздался глубокий вздох. Человек на третьей постели тоже проснулся. Старик продолжал ворчать:
— Сын, гуляка, приходит домой к полуночи, а ночью меня будит эта лотерейщица. Ну и жизнь!
— Отвяжись ты, не приставай! Работаешь как проклятая, а в награду одни попреки. Даже от собственного мужа… Лучше бы образумил сына, было бы полезней! Я уж замучилась совсем, выбиваюсь из последних сил.
— Возьми его в руки, попробуй обуздай этого кутилу.
— Чего вам опять от меня надо, папаша? — спросил молодой мужской голос.
— Молчи, тебя тут не хватало.
— Я, однако же, не понимаю…
— Он не понимает! — язвительно сказал старик. — Ах, бездельник!
— Но…
— Молчи!
— Он еще будет оправдываться! Хорошего сынка вырастили себе на радость, — вставила мать и снова зевнула.
— Сын! Да разве это сын! Это же кровопийца!
— Как же я пью вашу кровь, ежели я сплю?
— Бродяга ты, бродяга!
— Ну и выродок!
— Хорош цветочек.
— Негодяй!
Сын лежа начал тихонько насвистывать песенку «О Матильда!».
— Посмотри на него, он еще насмехается над нами.
— Погоди, бог его накажет! — сказала мать и написала на деревянной перегородке мелом цифры 16, 23 и 8. — Мы еще дождемся этого часа, а потом можно будет умереть спокойно. — Она закрыла шкатулку, погасила свет и прошлепала к своей постели. — Раскается, да поздно… Да замолчишь ли ты?
Сын перестал насвистывать.
— Ногтями согласился бы разрывать могилу, да уж не выкопаешь. Я тебе говорю, ногтями согласился бы…
— Прошу тебя, жена, оставь ты эти свои ногти в покое, сосни, да и мне дай спать!
— Ну конечно, я все должна терпеть! Боже, боже, что за наказание!
— С ума можно с вами сойти!
— Что за люди! Что за люди!
— Ночью все люди плохи, — поддразнивал родителей парень.
— Что он там болтает?
— Кто его знает, у него всегда какой-нибудь вздор на уме, у этого безбожника.
Читать дальше