Ян Неруда - Стихотворения. Рассказы Малостранские повести Очерки и статьи

Тот, постучав, вошел в комнату.

— Мне ничего не надо, я уже поужинал, — сказал инженер, даже не подняв головы.

Комарек неподвижно стоял у двери и мял в руках шляпу. Лицо его выражало волнение, он со страхом смотрел на инженера.

Через некоторое время инженер наконец обратил на него внимание.

— Вам что-нибудь надо?

Комарек молчал. Потом вдруг быстро подошел к инженеру, упал на колени и, дрожа, начал целовать ему руку.

— Я… Я нашел свою Анну! — выдавил он.

— Вот как! И хотите стать обходчиком и жениться на ней?

— Да, если вы еще раз поможете мне, пан…

— Помогу. Да встаньте же, вы словно дитя малое! Как вы ее нашли? Где она?

Комарек опустил глаза — у него перехватило дыхание.

— Здесь она, — с трудом проговорил он, — я привел ее сюда, чтоб она тоже просила… Переночует она у пани пантафирки, утром вернется в местечко — я ей там квартиру приготовил поприличнее, но… Я ее сейчас приведу! — добавил он быстро, словно желая поскорее разделаться с чем-то неприятным.

И через минуту он ввел в комнату свою Анну. Она торопливо подошла к инженеру и тоже хотела поцеловать ему руку, но инженер отступил, и она остановилась как вкопанная, опустив голову. С удивлением всматривался инженер в ее лицо — еще молодое, но уже несущее на себе печать, видимо, бурно прожитой темной жизни, — лицо, преждевременно увядшее под румянами; смотрел на ее фигуру — сильную, но теперь, перед ним, будто сломленную.

Комарек не отрывал глаз от инженера и, казалось, следовал за каждой его мыслью: во взгляде молодого человека трепетал смертельный страх, губы его дрожали. Наконец он снова бросился к ногам инженера и, обхватив его колени, горестно закричал — закричал так, что слезы выступили у инженера:

— Она не виновата!

Прошло два года, а может быть, и три, сразу не вспомнишь.

Ехал я раз из Германии в Чехию и случайно, на какой-то станции, встретился с инженером. Сели мы с ним в одно купе у открытого окна — была летняя ночь — и, беседуя, смотрели на гористый край, прекрасный, несмотря на серое покрывало ночи.

Постепенно светало; солнце еще было скрыто далеко за горами, но легкий, свежий ветерок, пробежавший по земле, и резкое охлаждение воздуха предвещали уже новый день. Мы проезжали границу Чехии.

— Помните Комарека? — спросил инженер.

— Босяка? Да.

— Сейчас мы увидим его самого или его жену. Отсчитайте еще четыре сторожки — в пятой живет он.

— Одна… — стал я считать, высунув голову в окно. — Вторая… Третья, четвертая… Ага, вижу!

Комарек стоял, встречая поезд; в утренних сумерках он был похож на мертвеца. Окно в его сторожке было распахнуто, в комнате горела лампочка у маленького гроба, над которым склонилась женщина — она как раз целовала трупик.

Все это мелькнуло мимо — и исчезло. Мы завернулись в наши пледы — утренний воздух был такой холодный…

{60}

{61}

Мы чувствуем, что находимся в наглухо закрытом помещении. Кругом непроглядная тьма, ни в одну щель не пробивается свет. Темнота такова, что если на мгновение мы видим что-то светлое, то это красные круги, которые возникают в нашем воображении.

Когда напряжены все органы чувств, замечаешь самые ничтожные признаки жизни. Обоняние говорит нам, что воздух в комнате какой-то густой и спертый. Мы чувствуем запахи еловых или сосновых дров, топленого масла или сала, сушеных слив, тмина, чеснока и даже водки. Слышно тикание часов. Должно быть, это старые стенные часы с длинным маятником, на конце которого тонкий жестяной круг, наверняка немного покривившийся. Иногда равномерно качающийся маятник словно запинается, и жестяной круг слегка вздрагивает. Эти перебои повторяются регулярно, и они тоже однообразны.

Мы слышим дыхание спящих. Здесь, должно быть, спят несколько человек. Они дышат несогласно, вперебой: один вдруг словно замолкает — другой дышит громче, один словно запинается вместе с часами — другой торопится; в эту смесь звуков вдруг врывается чье-то более мощное дыхание, как новая глава повести о сне.

Часы тоже глубоко вздыхают, и в них что-то трещит. Кажется, что после этого их тиканье становится более приглушенным. Один из спящих пошевелился, и его одеяло зашелестело, деревянная кровать скрипнула.

В часах снова затрещало, раздались два быстрых металлических удара — раз, два, и тотчас вслед за боем дважды глухо прокуковала кукушка. Спящий опять пошевелился. Слышно, как он приподнялся на постели и откинул одеяло. Вот он задел ногой спинку кровати, стукнул тяжелыми шлепанцами, сунул в них ноги, встал и сделал несколько осторожных шагов. Потом остановился, шаря по какой-то деревянной поверхности; в руке у него что-то зашуршало, явно спички.