Эжен Сю - Зависть

- Это непостижимо…

- О чем вы, месье Давид?

- О необычайном прогрессе Фредерика, мадам. Мы только три недели занимаемся геометрией, а его способности к точным наукам уже развиваются с той же быстротой, что и другие склонности.

- Надо вам сказать, месье Давид, что эти способности Фредерика меня тоже удивляют. Нам казалось, что все, пробуждающее чувства и воображение, должно преобладать в нем.

- Это меня восхищает, мадам. У нашего Фредерика все повинуется нежному импульсу, у него все развивается буквально на глазах и ничего не терпит ущерба. Я вам прочел вчера последние страницы, по-настоящему прекрасные и красноречивые.

- Месье Давид, существует поразительное различие между этим последним отрывком и лучшими произведениями, которые он писал раньше. Все дело в страшной моральной болезни, которая, благодаря вам, закончилась совершенным моральным выздоровлением Фредерика. Единственное, что вызывает мою тревогу, это боязнь переутомить его учебой.

- Тут я спокоен. Я регулирую до конца дня, насколько возможно, его жадность к знаниям, его нетерпение и пылкое стремление к будущему, которое видится ему славным и блестящим… И такое будущее у него будет!

- Ах, господин Давид, какой радостью, каким счастьем мы станем упиваться, если наши ожидания оправдаются?

Невозможно передать, с каким выражением нежности Мари произносила эти слова: «мы», «наши ожидания» - они одни чуть приоткрывали тайные проекты счастья, которые строили для себя Давид и Мари.

Тот ответил:

- Поверьте, Мари, мы увидим в нем величие сердца и ума. В нем есть невероятная энергия, которая еще удваивается этой грозной завистью, сначала так страшившей нас.

- Вчера, месье Давид, Фредерик весело сказал мне: «Мама, теперь, когда я вижу вдали замок Пон-Бриллан, который прежде делал меня столь несчастным, я смотрю на него почти дружелюбно».

- И вы увидите, мадам, что через восемь-десять лет имя Фредерика Бастьена станет более знаменитым, чем имя молодого маркиза.

- Я с гордостью разделяю ваши надежды, месье Давид. Идя с нами по жизни, он в состоянии достигнуть любой цели. - Затем она добавила после минутного молчания: - Знаете, все это, как сон. Я вспоминаю, что едва прошло два месяца со времени вашего приезда сюда… Вы тогда так же сидели за столом, просматривали тетради Фредерика, и сокрушались, как и я, о болезни, окутавшей разум моего мальчика…

- Вы помните мрачное, ледяное молчание, о которое разбивались все мои усилия?

- И ту ночь, когда обезумев от страха, я прибежала к вам и умоляла не бросать нас… Как будто вы могли нас бросить!

- Скажите, мадам, нет ли какого-то мучительного очарования в этих воспоминаниях, когда все вернулось к полнейшему счастью?

- Да, грустного очарования. Но я предпочитаю ему будущие надежды! Сегодня ночью у меня утвердилось несколько проектов…

- Посмотрим, мадам.

- Сначала один, безумный, невозможный…

- Тем лучше. Такие проекты и бывают самыми превосходными.

- Когда наш Фредерик поступит в Политехническую школу, мы должны будем расстаться с ним. Не беспокойтесь, я это мужественно снесу, но при одном условии.

- Каком же?

- Может быть, вам это покажется смешным, но я хочу оставаться поблизости от него. Я вам признаюсь: мое желание - снять жилье напротив школы, окажись это возможным. Вы смеетесь надо мной?

- Я совсем не смеюсь над этой мыслью, напротив, я нахожу ее чудесной, поскольку благодаря такой близости вы сможете видеть Фредерика по два раза на день. Я не говорю уже о выходных днях, когда он будет всецело с нами.

- Правда, - сказала мадам Бастьен и улыбнулась. - Но вы не находите, что во мне слишком говорит материнское чувство?

- Мой ответ очень прост, мадам. Так как надо предвидеть не очень отдаленные события, я хочу сегодня же написать в Париж, чтобы условиться о первом подходящем жилище вблизи школы, которое мы снимем.

- Как вы добры!

- Но ведь это радость - находиться с вами поблизости от нашего Фредерика!

Мари на мгновение задумалась. Затем со сладостными слезами на глазах она взволнованно повернулась к Давиду:

- Счастье… Как это прекрасно!

И ее глаза, наполненные блаженством, искали глаза Давида. Долгое время они смотрели друг на друга в безмолвном экстазе.

Дверь комнаты отворилась, и Маргарита таинственно произнесла:

- Месье Давид, вы идете?

- Мой сын, где он? - поинтересовалась Мари.

- Месье Фредерик очень занят, мадам, - пояснила служанка, обменявшись заговорщицким взглядом с Давидом, который тут же вышел. - Если мадам хочет, я останусь здесь на тот случай, если вам что-то понадобится.