Эжен Сю - Зависть

Затем Мари почти инстинктивно стала искать глазами Давида, но чувство стыдливости удержало ее. Она отвела глаза, щеки ее окрасил легкий румянец, и она вновь обняла Фредерика.

Около трех недель прошло с того времени, как было объявлено о смерти месье Бастьена.

Множество сильных и противоречивых волнений сделали болезнь Мари еще более опасной.

Два дня она находилась в безнадежном состоянии. Затем начала понемногу поправляться благодаря уходу доктора Дюфура и пробудившегося интереса к жизни, в которых молодая женщина черпала достаточно силы, чтобы бороться со смертью.

Мари выздоравливала, и хотя это длилось долго и требовало неусыпных забот, так как существовала опасность рецидива, еще более страшного, чем первоначальная болезнь, все же непосредственная тревога миновала.

Нужно ли говорить, что после смерти Бастьена Давид и Мари не обменялись ни единым словом, в котором содержался бы намек на появившиеся у обоих тайные надежды?

Эти две благородные души стыдились выказывать свою радость, и хотя смерть Жака Бастьена не могла вызвать ни в ком особых сожалений, Давид и Мари относились с уважением к его памяти.

Болезнь мадам Бастьен, в первые дни которой существовала большая опасность для ее жизни, повергла в уныние всю, округу, а ее выздоровление вызвало всеобщее ликование. Свидетельства трогательной симпатии, которыми осыпали и ее, и Фредерика эти простые люди, а также сознание того, что будущее, казавшееся таким мрачным, теперь сулило счастье, ускорили исцеление Мари. Она через три недели испытывала только сильную слабость, мешавшую ей покидать свою комнату.

С тех пор, как состояние ее перестало внушать опасение, она захотела, чтобы Фредерик принялся за занятия, план которых был разработан Давидом, и что бы часть уроков проходила в ее комнате.

Молодая женщина испытывала невероятную радость, видя рядом перед своими глазами этих двух людей, с которыми она надеялась никогда не расставаться. Присутствие на уроках доставляло ей множество радостей. Прежде всего она видела заметный интерес Давида к Фредерику, затем пыл молодого человека, жаждавшего известности и славы, чтобы стать гордостью матери и удовлетворить свою честолюбивую зависть, пламя которой горело в нем больше, чем когда-либо.

По общему соглашению было решено, что Фредерик сначала поступит в Политехническую школу, а затем изберет, по своей склонности одну из многочисленных карьер, открывающихся перед ним после этого универсального учебного заведения: военную, морскую, искусства или науки.

Это краткое описание дает представление о тихом и чистом счастье, в котором жили обитатели фермы с того времени, когда здоровье Мари пошло на поправку. Такое счастье представляло нечто новое для всех, так как радостные дни, последовавшие за исцелением Фредерика; были омрачены появлением месье Бастьена, о котором часто забывали, но который маячил неотступно на горизонте, словно грозовая тень.

Теперь же наоборот, так далеко, как могли заглянуть Мари, Фредерик и Давид, они видели перед собою чистое и лазурное небо, свежесть которого иногда ослепляла их.

Итак, прошло три недели со дня смерти месье Бастьена. Было два часа дня. Фредерик с помощью Маргариты и старого Андре, составлял из подснежников, нескольких бенгальских роз, гелиотропов и веток с ярко-красными ягодами букеты для каминных ваз в комнате для занятий.

Посреди комнаты стоял на мольберте портрет Фредерика, нарисованный Давидом с удивительным сходством. Яркий огонь горел в камине, наконец, на столе были видны приготовления к скромной трапезе.

Четверо заговорщиков, готовивших этот маленький праздник, этот сюрприз, одним словом, ходили на цыпочках и разговаривали шепотом, так как не хотели, чтобы Мари заподозрила нечто необычное. В этот день впервые со времени своей болезни мадам Бастьен должна была выйти из своей комнаты и остаться на несколько часов в комнате для занятий. Фредерик и двое старых слуг заботились о том, чтобы придать комнате парадный вид, а Давид без ведома Мари нарисовал портрет Фредерика, который ей предстояло увидеть в первый раз.

Пока совершались последние приготовления, Давид зашел к Мари, сидевшей в своей комнате, чтобы развлечь ее.

Молодая женщина, одетая в траур и сидящая в шезлонге, с безмолвным счастьем глядела на Давида, который, сидя за столом, занимался проверкой письменных работ Фредерика.

Вдруг Давид тихо произнес: