Марсель Пруст - Под сенью дев, увенчанных цветами

Мы оба замолчали. Мы не смели взглянуть друг на друга. Но ее тоска терзала меня больше моей. Я подошел к окну и, отвернувшись от нее, внятно сказал:

— Ты же знаешь, я человек привычки. Если я расстаюсь с теми, кого люблю больше всего, я страдаю. Но потом привыкаю, хотя люблю их по-прежнему, и опять живу хорошо и спокойно; я смогу вынести разлуку и на месяцы, и на годы.

Тут я вынужден был замолчать и совсем повернуться к окну. Бабушка ненадолго вышла из комнаты. Но на другой день я принялся самым безмятежным тоном рассуждать о философии, стараясь, однако, чтобы бабушка не пропустила моих слов; я сказал, что воистину удивительно, как последние открытия в естественных науках опровергли материализм, и теперь опять считается, что, по всей вероятности, души бессмертны и возможно их грядущее воссоединение.

Г-жа де Вильпаризи предупредила нас, что вскоре уже не сможет видеться с нами так часто. Она будет посвящать много времени юному племяннику, который готовится к поступлению в Сомюр [203] В Сомюре с конца XVI в. находится знаменитая кавалерийская школа. , а сейчас находится со своим гарнизоном неподалеку, в Донсьере, и приедет провести с нею несколько недель своего отпуска. Во время прогулок она расхваливала нам его острый ум, но главное, его доброе сердце; я уже воображал, как он проникнется ко мне симпатией и как я стану его любимым другом; перед его приездом его тетка поведала моей бабушке, что он, к сожалению, попался в сети дурной женщины, потерял голову, а эта женщина не выпустит свою добычу; я был убежден, что такая любовь неизбежно кончается безумием, убийством, самоубийством, и, сокрушаясь о том, что нашей дружбе, столь прекрасной, даром что я никогда не видел этого юношу, суждено продлиться так недолго, я оплакивал ее и несчастья, которые ее ожидали, как оплакивают любимого человека, о котором только что узнали, что он тяжко болен и дни его сочтены.

Как-то днем, в страшную жару, я сидел в ресторане гостиницы, где царил полумрак по причине задернутых штор, защищавших от солнца, которое красило их в желтый цвет, а в зазорах между ними подмигивала морская синева, и вдруг увидел, как по центральной аллее, которая вела с пляжа к улице, идет высокий, стройный молодой человек с распахнутым воротом, с высоко и гордо вскинутой головой, с проницательным взглядом; кожа у него была такая бледная, а волосы такие золотистые, будто вобрали в себя все солнечные лучи. Шел он быстро; на нем был костюм из мягкой белесой ткани, никогда бы я не подумал, что мужчина посмеет так одеваться, и такой легкий, что намекал не столько на прохладу в ресторане, сколько на жару и солнце на улице. Глаза у него были цвета морской воды, из одного глаза то и дело падал монокль. Все с любопытством провожали его взглядами, все знали, что это молодой маркиз де Сен-Лу, который славится элегантностью. Все газеты поместили описание костюма, в котором он недавно выступал в качестве секунданта молодого герцога д’Юзеса на дуэли. Казалось, особой красоте его волос, глаз, кожи, осанки, выделявших его в любой толпе, как рудную жилу лазурного светоносного опала, стиснутого грубой породой, подобала особая жизнь, не такая, как у других. И прежде, когда за него соперничали самые хорошенькие женщины высшего света, пока у него не завелась связь, на которую сетовала г-жа де Вильпаризи, стоило ему оказаться, например, на пляже рядом с признанной красавицей, за которой он ухаживал, всеобщее внимание устремлялось не только на нее, но и на него. Из-за его «щегольства», бесцеремонности молодого «льва», а главное, из-за его необыкновенной красоты кое-кто даже находил его несколько женоподобным, но это не ставилось ему в вину, потому что все знали о его мужественности и о том, как он страстно любит женщин. Это и был племянник г-жи де Вильпаризи, о котором она нам толковала. Я с восторгом думал, что несколько недель буду водить с ним знакомство, и не сомневался, что он меня полюбит. Он быстро пересек гостиницу из конца в конец, поспешая, казалось, вслед за собственным моноклем, который порхал перед ним, словно бабочка. Он пришел с пляжа, и море, до половины затопившее стеклянные стены холла, служило ему фоном, на котором он вырисовывался во весь рост, словно на одном из тех портретов, где художники делают вид, будто совершенно бесхитростно передают свои самые точные наблюдения над реальной жизнью, но выбирают для своих моделей достойное обрамление, площадку для игры в поло или в гольф, беговое поле, палубу яхты, и этим словно предлагают современную версию тех полотен, на которых старые мастера изображали фигуру человека на первом плане в пейзаже. У дверей дожидался экипаж, запряженный двумя лошадьми; монокль продолжал резвиться на залитой солнцем дороге, а племянник г-жи де Вильпаризи взял вожжи, которые подал ему кучер, сел рядом с ним и пустил лошадей шагом, одновременно распечатывая письмо, поданное ему директором, — всё это с элегантностью и самообладанием, с каким великий пианист в простеньком пассаже, где, кажется, невозможно ничего такого, умеет показать, насколько он превосходит заурядного исполнителя.