Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

— Меня всегда уверяли, монсеньор, — сказала она, — что запах цветов — лучшее лекарство при головокружениях. Я делаю букет в надежде, что, принятый вами из моих рук, он возымеет волшебное действие.

Но, составляя свой букет, она уронила одну розу, и принц поспешил поднять ее.

Франсуа нагнулся и выпрямился очень быстро, однако не настолько быстро, чтобы за это время Диана не успела слегка обрызгать другую розу какой-то жидкостью из золотого флакончика, который вынула из-за корсажа.

Потом она взяла розу, поднятую принцем, и прикрепила ее к поясу.

— Эту возьму я. Обменяемся.

И в обмен на розу, взятую из рук принца, она протянула ему букет.

Принц жадно схватил его, с наслаждением вдохнул аромат цветов и обнял Диану за талию. Но это сладостное прикосновение, по всей видимости, вызвало у Франсуа такое смятение чувств, что он упал на колени и принужден был сесть на стоявшую тут же скамью.

Анри не терял их обоих из виду, что не мешало ему время от времени бросать взгляд в сторону Реми, который, оставаясь в павильоне, ждал окончания этой сцены или, вернее, с напряженным вниманием следил за происходящим, стараясь ничего не упустить.

Увидев, что принц упал, он подошел к двери и замер на пороге.

Диана, со своей стороны, чувствуя, что принц теряет силы, села рядом с ним на скамейку.

Приступ дурноты продолжался у Франсуа на этот раз дольше, чем первый. Голова принца свесилась на грудь, он, видимо, упустил нить своих мыслей, почти что потерял сознание.

Но пальцы его все время судорожно шевелились на руке Дианы, словно он инстинктивно продолжал погоню за своей любовной химерой.

Наконец он медленно поднял голову, и так как губы его оказались на уровне лица Дианы, он сделал усилие, чтобы коснуться ими губ своей прекрасной гостьи. Но молодая женщина, словно не заметив этого движения, встала.

— Вы плохо себя чувствуете, монсеньор? Лучше вернемся.

— Да-да, вернемся! — вскричал принц, словно внезапно обрадовавшись, — да, пойдемте, благодарю вас!

Он с трудом встал. Теперь уже не Диана опиралась на руку принца, а он на руку Дианы. Благодаря этой поддержке ему стало легче идти, он, казалось, забыл о лихорадке и головокружении. Внезапно выпрямившись и почти застав Диану врасплох, он прижался губами к шее молодой женщины.

Та вздрогнула всем телом, словно ощутила не поцелуй, а прикосновение раскаленного железа.

— Реми, подайте факел! — крикнула она. — Факел!

Тотчас же Реми зашел обратно в столовую и от свечей, горевших на столе, зажег факел, который лежал отдельно на маленьком столике. Поспешно вернувшись с факелом в руке к входу в павильон, он протянул его Диане.

— Прошу, сударыня!

— Куда угодно направиться вашему высочеству? — спросила Диана, взяв факел и в то же время отворачивая голову.

— О, в спальню!.. В спальню!.. И вы поможете мне дойти, не правда ли, сударыня? — сказал принц словно в каком-то опьянении.

— С удовольствием, монсеньор, — ответила Диана. Идя рядом с принцем, она подняла факел.

Реми направился вглубь павильона и открыл там окно, при этом воздух ворвался с такой силой, что факел в руках Дианы, словно вспыхнув гневом, бросил свое пламя и дым прямо в лицо Франсуа, стоявшего на самом сквозняке.

Влюбленные — как полагал Анри — прошли всю галерею до комнаты герцога и скрылись за затканной лилиями портьерой, которой была завешена дверь.

Анри наблюдал эту сцену со все усиливавшимся бешенством, почти теряя сознание.

У него хватало сил лишь на то, чтобы проклинать судьбу, подвергшую его такому жестокому испытанию.

Когда он вышел из своего укрытия, руки его бессильно свисали, невидящий взгляд был устремлен в никуда; полумертвый, он уже намеревался возвращаться в замок.

Но в этот миг портьера, за которой только что исчезли Диана и принц, дернулась, и молодая женщина, устремившись в столовую, увлекла за собой Реми, который все время неподвижно стоял на месте, видимо, поджидая ее возвращения.

20*

— Идем! — сказала она. — Идем, все кончено!

И оба, словно пьяные или безумные выбежали в сад.

При виде их Анри вновь обрел силы. Он бросился навстречу, и они внезапно наткнулись на него посреди аллеи: он стоял скрестив руки, в молчании более устрашающем, чем какие бы то ни было угрозы. И действительно, Анри дошел до такого умоисступления, что готов был убить всякого, кто стал бы утверждать, будто женщины отнюдь не чудовища, созданные адскими силами для того, чтобы осквернять мир.