Геннадий Ананьев - Орлий клёкот - Роман в двух томах. Том второй

Вот так. Ошарашил. Все воспринимался ребенком. А выходит — муж зрелый. Правда, юношеский максимализм виден, и все же…

Только чему удивляться. Разве он сам, Владлен, не столь же резко заявил о своем праве выбирать себе путь в жизни, озаботив и даже огорчив родителей. Или взять дедушку Ивана? Разве тот очень-то считался с традицией семьи, с традицией клана в конце концов. Вполне естественно, что каждое новое поколение входит в жизнь со своими идеалами. И со своим упрямством. Да иначе и быть не может, вымрет иначе род человеческий.

Но разве старшие сразу сдаются, задирая лапки? Разве без боя отдает кто завоеванные редуты? Даже в малом родители норовят подмять детей своих. И то верно: не яйцу же курицу учить!

— Ты не забыл, сын, чье имя ты носишь? Не будь таких, как Иван, мы бы с тобой сейчас не стояли у порушенного ДОТа. Я ставлю его подвиг, ты понимаешь это, не на семейный уровень. Страну защитили такие, как Иван, патриоты. И я, твой отец, в их плотном и многомиллионном ряду. И мой отец в том же строю. И дяди мои! Род Богусловских — ратный род. Мы всегда были патриотами, и я надеялся, что ты станешь продолжателем семейной традиции. Ты должен понять это, ибо ты — продолжатель рода Богусловских. Единственный!

— Отец, ты говоришь о слепом патриотизме, а мне поводырь не нужен! Чего ради погиб Петр Иннокентьевич?! Отчего шофер вызвался взорвать мост?! Да потому, что до армии никому оказалось нет дела. Не на словах, а на деле! Вдумайся, зенитная батарея вопреки здравому смыслу оказалась брошенной на произвол судьбы! Как вся наша армия, наша техника, наши люди, цвет молодежи, цвет нации, в первые месяцы войны! У нас были танки, были самолеты, была артиллерия, но красноармейцы бросались в рукопашную потому, что у них не было патронов, бросались под танки, потому что у них не было иного способа защитить себя. Выбора не было! Если страна окажется в затруднении, я встану первым на ее защиту, но я бы хотел не остаться брошенным на произвол судьбы! А сегодня я не уверен, что так не случится. Сегодня армия теряет свою роль в государственном устройстве, и я не хочу играть роль шута. Слепого патриотизма, не приемлю. Не хочу быть похожим, отец, на тебя.

— Ваня, разве так можно с родителем? — упрекнул Ивана Заваров.

— Можно! Вы же сами не согласны с тем, что произошло с армией и что с нею происходит сейчас. Так что же вас заставляет служить? Высокие оклады?

— Сын! Не заговаривайся. Если ты живешь в своей стране, принимай ее такой, какая она есть. Мать, сын мой, не выбирают! Я уверен, что народ выправит все зигзаги, какие случились и какие еще будут в нашей жизни. Найдет народ прямую дорогу. Найдет!

— Пока он ищет, его именем прикрываются выскочки, авантюристы, демагоги. Они, видите ли, воплощают в себе народную мудрость, и не смей им перечить.

— Но при чем здесь Отечество? Оберегать его — не значит потакать демагогам…

— Отец! Прекратим этот пустопорожний разговор. Офицером я не стану. Все! Призовут, пойду в солдаты. В пограничные войска, если тебя это устроит.

— Спасибо, утешил.

— И если еще раз ты заговоришь об училище, — не обратив внимания на отцовскую реплику, продолжил Иван, — я сразу же — на вокзал. Позволь мне самому о себе думать и за себя решать.

— Вот и ладно, — как бы подытожил спор отца с сыном Заваров. — Договорились, значит. Перекуру, значит, конец. Вперед, други.

Собаки тут же, приняв команду на свой счет, понеслись по целине к недалекой елке-шалашу, по-купечески осевшей в сугробе, и сразу подняли зайца.

Вновь удача выпала Ивану. Только теперь он не радовался, а чувствовал себя неловко. Получалось, что он лучший охотник, чем отец и Игнат Семенович, что никак не соответствовало истине.

Старшие поняли состояние юного охотника и взяли по зайцу.

— Еще одного и — хватит, — определил Заваров. — В Москву чтобы увезли и здесь вечер попировать.

Счет взятых зайцев прибавился у Ивана. Домой они шли размашисто, скольжение было хорошее, собаки бежали рядом, совершенно безразличные к заманчивым лесным запахам (набегались досыта), на душе у охотников было покойно и радостно, словно ни у кого не существовало никаких проблем. Удачливая охота отодвинула их за пределы сиюминутного состояния духа.

Много ли человеку нужно для счастья.

А в то самое время, когда Богусловские и Заваров возвращались с охоты, у ворот подмосковной дачи остановилась «Волга». Два коротких сигнала, один длинный, пауза и — повтор. Так всякий раз извещал о своем прибытии владелец дачи Владимир Иосифович Лодочников сторожа, а благостный старик спешил, шаркая негнущимися уже ногами на зов, но проворность давно покинула его, однако не было случая, чтобы Лодочников вышел из машины перед воротами, он совершенно спокойно ожидал, пока они распахнутся перед ним, хозяином. Акулина Ерофеевна, жена его, та обычно выскакивала из «Волги» и даже бывало принималась тарахтеть в калитку кулачком, на что непременно получала одну и ту же отповедь: