Геннадий Мурзин - Обжигающие вёрсты. Том 2. Роман-биография в двух томах

Редактор Геннадий Мурзин

Корректор Геннадий Мурзин

Фотограф Геннадий Мурзин

Фотограф Юрий Макаров

Фотограф Радис Сибагатуллин

Фотограф Владислав Панов

Фотограф Александр Мельник

Фотограф Ян Хуторянский

Фотограф Сергей Мурзин

Фотограф Марк Донской

Фотограф Анатолий Грахов

© Геннадий Мурзин, 2018

© Геннадий Мурзин, фотографии, 2018

© Юрий Макаров, фотографии, 2018

© Радис Сибагатуллин, фотографии, 2018

© Владислав Панов, фотографии, 2018

© Александр Мельник, фотографии, 2018

© Ян Хуторянский, фотографии, 2018

© Сергей Мурзин, фотографии, 2018

© Марк Донской, фотографии, 2018

© Анатолий Грахов, фотографии, 2018

ISBN 978-5-4490-2779-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

А вот и Верхотурье. Впервые в этом городе, хотя и много наслышан. О давнем-предавнем прошлом. За несколько веков до появления моего здесь город был славен прежде всего тем, что считался форпостом Урала и Сибири, резиденцией знатных бояр, царских наместников, а также столицей православия в этих краях. Затмевал даже Ирбит с его знаменитыми на весь мир торговыми ярмарками. Иначе говоря, на роду было написано быть на долгие века главнейшим городом-крепостью восточных рубежей России. Но впоследствии все изменилось. Особенно стремительно город стал хиреть в двадцатом веке, когда к власти пришли большевики, занявшиеся грабежом многочисленных монастырей, церквей и разрушением великолепнейших соборов, физическим уничтожением купеческого сословия, являвшегося, как и священники, столпами местного общества, его базой и опорой. А всякий живой организм, лишенный корней и питательной почвы для них, – неизбежно гибнет.

Да, был город со славной историей и не стало. Теперь…

…Сказали, что станция от города в шести километрах. Еду на маленьком и тряском автобусишке, подобную рухлядь в других городах давным-давно не эксплуатируют. Мимо окон, слева и справа, мелькают отдельные крестьянские домишки, у палисадников (хоть и зима уже, но тепло) гуляют козы, телята и куры. Это, видимо, крохотные пригородные поселения. Кругом – запустение, полуразвалившиеся хибарки, покосившиеся бараки и скопления мусора. Наконец, впереди показались купола соборов, монастырей и церквей – остатки былой роскоши. Понял: это и есть собственно Верхотурье. Практически, никакого новостроя. Лишь три-четыре двухэтажных дома советской постройки. Как мне пояснили, в них помещается власть.

Редакцию районной газеты нашел быстро. Первый же прохожий показал на старинный дом (очевидно, купец какой-то жил). Дом из розового кирпича, они положены ровнёхонько, один к одному; стены толстенные; оконные проемы небольшие (холодные места как-никак), но окаймленные красивыми каменными узорами: крыльцо высокое, с навесом из инкрустированной жести; ступеньки, как полагаю, из листвянки, поэтому служили и служат как старым, так и новым хозяевам.

Вхожу внутрь. Слышу из-за двери справа пощелкивания линотипа и тарахтенье работающей плоскопечатной машины. Понятно: на первом этаже – типография. Передо мной старинная крутая лестница, ведущая на второй этаж. Поднимаюсь. Ступени тихо поскрипывают. Справа – первая дверь и на ней табличка: «Директор типографии». Чуть дальше по коридору, напротив, еще одна дверь, обитая черным дерматином, и на ней также табличка: «Редактор А. Н. Ахмадеев». Дверь лишь полуприкрыта. Заглядываю: пусто. Вышел, полагаю, и ненадолго. Жду. Минуты через две в глубине коридора, повернувшего влево, вижу худощавого и покашливающего мужчину лет пятидесяти, с редкими, начавшими седеть, волосами на голове. По обличию – татарин. Значит, он, редактор. Подошел. Посмотрел на меня и на мои чемоданы.

– Геннадий Иванович? – Спросил он, пытливо разглядывая меня.

– Да, Александр Николаевич. Вот… Прибыл, так сказать, в ваше распоряжение.

Ахмадеев открыл шире дверь.

– Проходите. – Мы вошли. Хозяин притворил за собой плотно дверь. – Присаживайтесь. – Огляделся. Кабинет просторный и светлый; окон много и выходят на две стороны – на запад и на север. Чистенько. Мебель старенькая и могла сохраниться лишь здесь, в глухой провинции. Слева – стояк хорошо протопленной печи-голландки с черным жестяным кожухом, от которой веет домашним теплом. Ахмадеев спросил. – Решились, значит?