Геннадий Мурзин: Любовь больная. Современный роман в двух книгах

Редактор Геннадий Мурзин

Корректор Геннадий Мурзин

Фотограф Сергей Мурзин

Фотограф Геннадий Мурзин

© Геннадий Мурзин, 2018

© Сергей Мурзин, фотографии, 2018

© Геннадий Мурзин, фотографии, 2018

ISBN 978-5-4490-5014-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Геннадий Иванович Мурзин (на фото) – профессионально занимается журналистским и литературным творчеством без малого шестьдесят лет. Отзывы о книге можно оставлять либо на авторской странице издательства, либо направлять по электронной почте – gim41@mail.ru.

Эпистолярный жанр, признаюсь честно, – мне не слишком люб. Скажу больше: сам я писал и пишу письма только в самых крайних случаях. Даже матери. Даже детям. Даже внукам. Это – (упаси Боже!) не попытка самооправдания или мольба о снисхождении, а всего-то констатация факта.

Когда сажусь за стол и берусь за письмо, то сразу возникает так много вопросов: зачем; кому это надо; о чем писать, а о чем не стоит; есть ли у меня новости, достойные моей эпистолы; нельзя ли обойтись вообще без этого равнодушно-формального послания, коли чувства глубоко-глубоко запрятаны и спят мертвецки на дне человеческой души? Поразмыслив хорошенько, обычно откладываю в сторону ручку и забываю об эпистолярной затее надолго, если не навсегда.

Это – что касается меня лично. Но, читатель, я восторженно читаю литераторов, которые смело и умело выбирают для своего произведения эпистолярную форму изложения. Читаю, и, говоря по чести, завидую таким авторам, у которых эта форма дает впечатляющий эффект.

Эпистолы, с которыми хочу познакомить тебя, читатель, попали ко мне случайно. Нет, я их не крал у автора. Нет, я не рылся в чужих сундуках и шкатулках..

…Лет шесть тому назад подал свой голос вечно молчаливо стоящий на столе телефон. Излишне торопливо дотянулся и снял трубку.

– Да… Слушаю…

И услышал в ответ:

– Привет, коллега!

Давно не разговаривал с ним по телефону, но не узнать его невозможно.

– Здравствуйте, Григорий Ильич! – с неприкрытой радостью откликнулся я.

В трубке загремел смех.

– Что случилось, коллега, а?..

– Ничего… Все в порядке…

– Не совсем, судя по тебе, «все в порядке», если вдруг на «вы» и с отчеством. Чужими, хочешь сказать, стали, да?

– Я… без задней мысли, Гриш…

– Так-то, как ни крути, намного лучше – привычнее.

– Я подумал: давно не общаемся и ты… возможно… изменился и моя фамильярность может тебя покоробить.

– Не оправдывайся! Зачем?.. Кстати, тебя не удивил мой звонок?

Я признался:

– Удивил… Столько времени не подавал признаков жизни и тут…

Григорий Ильич вновь рассмеялся.

– Так ведь и ты ничем не лучше: залег в своей берлоге и – ни гу-гу. Стало быть, счет-то равный – ноль-ноль, – он, сделав паузу, продолжил. – Своим звонком не помешал ли? Если что, скажи и я перезвоню позже.

– Глупости! Не можешь ты мне помешать!..

– Чем, дружище, занимаешься на данный конкретный момент?

– Если честно, пустяками, Гриш.

– Тогда… Извини меня, я нагряну к тебе…

Я прервал.

– Извинения неуместны.

– Тут готов поспорить: знаю, как тебе всегда были неприятны непрошенные гости.

– Хочешь спора? Изволь, Гриш: тебе ли не знать, что двери моей «берлоги» для тебя – всегда настежь.

– Были настежь, а сейчас…

– Были, есть и, уверяю, будут.

– Раз так, то сейчас же еду. Да… Вопросец уточняющий, дружище, имеется: ничего, если я с прицепом, а?

– Это ведь, Гриш, смотря потому, что за прицеп…

– Стандартный, очень стандартный.

– Нельзя ли поточнее?

– Например, в виде бутылочки армянского, конфет и хорошей ветчины.

– Прицеп приличный, – я тоже рассмеялся в трубку, – но будет еще лучше, если содержимое этого самого прицепа чуть-чуть поменяешь: вместо армянского, бутылочку нашей, русской.

– Изменение принимается.

Григорий Ильич положил трубку.