Эдвард Форстер - Путешествие в Индию

— Ты не спустишься с нами?

Азиз комичным жестом прижал руки к груди. Как все индийцы, он был великим мастером неуязвимой дерзости. «Я трепещу и повинуюсь!» — говорил жест, и Филдинг хорошо это понял. По тропинке они спустились к дороге — впереди двое мужчин, за ними шурин (он был скорее мальчик, нежели мужчина), державшийся за распухшую руку; а замыкали шествие трое индийских детей, шумных и развязных, — все шестеро промокли до нитки.

— Как твои дела, Азиз?

— Все как обычно. На здоровье жаловаться не приходится.

— Как ты устроил свою жизнь?

— А как ты устроил свою?

— Кто сейчас распоряжается в гостинице? — спросил он, оставив попытки восстановить прежнюю близость, и взяв более официальный тон. Он был старше и сдержаннее Азиза.

— Вероятно, личный секретарь Его Светлости.

— И где он?

— Я не знаю.

— В гостинице, с тех пор как мы туда приехали, не было ни одной живой души.

— Вот как.

— Я заблаговременно написал письмо в канцелярию и спросил, удобно ли будет нам приехать. Мне ответили, что удобно, и я соответственно спланировал поездку. Но мне кажется, что слуги в гостинице не получили никаких инструкций. Яиц нет, и к тому же моя жена не может выехать из гостиницы на лодке.

— Там две лодки.

— Но нет весел.

— Их сломал полковник Мэггс во время своего недавнего визита.

— Все четыре?

— Он очень сильный мужчина.

— Если позволит погода, мы хотели бы сегодня вечером посмотреть факельное шествие с воды, — настаивал на своем Филдинг. — Я написал об этом Годболи, но он не ответил; это просто какой-то город мертвых.

— Наверное, ваше письмо просто не дошло до министра.

— Будут ли власти возражать против того, чтобы англичане наблюдали шествие?

— Я плохо разбираюсь в местных религиозных обычаях. Сам я никогда не смотрю эти шествия.

— Нас совершенно по-другому принимали в Мудкуле и Деоре. Там власти были сама любезность. Магараджа и магарани все время интересовались, не хотим ли мы что-нибудь посмотреть.

— Надо было остаться в Мудкуле.

— Прыгай внутрь, Ральф, — сказал Филдинг, так как они подошли к экипажу.

— Да, да, прыгайте, мистер Квестед и мистер Филдинг.

— Где ты видишь мистера Квестеда?

— Я неправильно произнес так хорошо знакомое нам обоим имя? Разве этот человек не брат твоей жены?

— На ком я, по-твоему, женат?

— Меня зовут Ральф Мур, — сказал юноша, покраснев, но в этот момент дождь снова усилился, брызги захлестнули им ноги. Азиз попытался уклониться от них, но тщетно.

— Квестед? Ты что, не знал, что моя жена — дочь миссис Мур?

Азиз вздрогнул и покрылся серовато-пурпурным румянцем. Ему была отвратительна эта новость, было отвратительно слышать имя Мур.

— Может быть, этим объясняется твое странное ко мне отношение?

— Что тебе не нравится в моем отношении?

— Мне не нравится то вздорное письмо, которое написал мне Махмуд Али от твоего имени.

— Я думаю, что это бессмысленный и бесполезный разговор.

— Как ты вообще мог совершить такой промах? — спросил Филдинг, на этот раз не так враждебно, но все же достаточно резко и презрительно. — В это просто невозможно поверить. Я написал тебе, наверное, полдюжины писем, в которых упомянул фамилию моей жены. Мисс Квестед! Какая очаровательная идея! — По его улыбке Азиз понял, что Стелла была красавица. — Мисс Квестед — наш лучший друг, она нас познакомила, но… что за странная идея! Азиз, нам надо устранить это недоразумение. Это дьявольские проделки Махмуда Али. Он прекрасно знал, что я женился на мисс Мур. В своем наглом письме он называет ее «сестрой Хислопа».

Это имя всколыхнуло всю муть, всю ненависть в душе Азиза.

— Она и есть его сестра, а это — брат Хислопа, а ты — его зять, и засим до свидания. — Стыд обернулся яростью, вернувшей Азизу самоуважение. — Какая мне разница, на ком ты женат? Не досаждай мне здесь, в Мау, — это единственное, о чем я тебя прошу. Я не хочу тебя знать. Я хочу, чтобы ни один из вас больше не касался моей частной жизни, и я буду повторять это до моего последнего вздоха. Да, да! Да, я сделал глупейший промах; я стал презирать себя, я просто оцепенел. Я был уверен, что ты женился на женщине, которая была моим врагом. Я перестал читать твои письма. Махмуд Али обманул меня. Я думал, что ты украл мои деньги, но, — он с силой сцепил руки, дети обступили его, — ты действительно как бы их украл. Я прощаю Махмуду Али все, потому что он сделал это из любви ко мне. — Он умолк, поморщившись, потому что дождь больно хлестал его по лицу, а потом снова заговорил: — Отныне мое сердце принадлежит моему народу.