Зандоме меланхолически кивнул.
— Сколько раз уже мне ими глаза кололи! Будто преступление — иметь жену и детей.
— Подумайте о них! У вас есть дочери, не сегодня-завтра подрастут… Может, пойдут к кому-нибудь за советом, а вместо совета над ними насмехаться будут, вот так же подмигивать…
Улыбка исчезла с лица Зандоме, и он серьезно посмотрел на Катицу. Она коснулась его больного места, и Зандоме оставалось только удивляться, что вот нашлась женщина, которая так разговаривает в его конторе…
— Не заслужила ты, чтоб я ломал себе голову из-за тебя. Но я хочу помочь этим двоим, оба с ума сошли, но, вижу, не без причины. Так что как-нибудь я это дело улажу.
— Правда? Обещаете? — живо воскликнула Катица.
— Обещаю — можешь на меня положиться. Одного ушлю прочь из города, чтоб не мешал другому.
— Кого же?..
— Гм… Это уж мое дело! — с лукавой улыбкой заявил Зандоме. — Была бы ты со мной поласковее, может, и открыл бы тебе — кого, и еще кое-что… А так должен я молчать, не то опять услышу про жену и детей… В общем, с тебя довольно: не дам им передушить друг друга.
Успокоенная и повеселевшая ушла Катица, простив Зандоме даже жену с детьми. Не страшат ее больше никакие помехи, никакие насмешки, и не приходится ей уже трепетать то за одного, то за другого.
Да, вышло даже удачнее, чем она смела предполагать. Почему бы не зайти теперь еще в одно место, раз уж пришла в город, да еще принарядилась? И пошла Катица по улице; ноги сами несут ее к чугунным воротам с узорной решеткой. Не колеблясь, бодро входит она во двор, где, как всегда, царит веселое оживление.
Двор показался ей огромным, как поле. И роскошный дом словно грозит обрушиться на нее всей своей величавой массой. Что ей тут надо? Куда забрела? Кто звал ее? Как ей назваться, что сказать? И хочется уже Катице повернуться, убежать, спрятаться под уютной кровлей отчего дома. Но — как отступишь? На дворе передрались мулы — грызутся, ревут, лягаются, погонщики кричат, успокаивая животных и понося друг друга, — впрочем, украдкой поглядывая наверх, на террасу, где стоит кто-то в белой шали.
«Никогда мне тут не привыкнуть», — со страхом думает Катица, нерешительно остановившись перед дверью. Попыталась представить себя хозяйкой — как будет приказывать, распоряжаться, — нет, никогда она не приживется тут! Все такое большое, широкое, высокое… Что она в сравнении со всем этим?
«Что ж, когда-нибудь придется решиться — сегодня ли, завтра ли, все равно… Как бог даст, так и будет…» И, отбросив колебания, Катица открыла дверь и решительно вступила в просторные чистые сени — хорошей горнице под стать.
Дверь из сеней в столовую открыта, но там никого нет. Видно, что столовой пока не пользуются — хозяйка все еще приказывает накрывать на террасе, хотя сентябрьские вечера уже холодноваты. Зато из кухни доносятся голоса — там много женщин. Катица туда и направилась.
В кухне были Мандина, молодая служанка и влашские работницы.
— Здравствуй, Катица… здравствуйте! — поправилась Мандина. — То-то госпожа удивятся!
Мандина совсем растерялась, не зная, как ей обращаться с гостьей: по-старому нельзя, не дай бог, хозяйкой в доме станет, а старая Мандина слушайся…
— Госпожа на террасе, бельем занимаются… Все разом навалилось! Я говорю: белье подождет, пока в подвалах главную работу свалим, да куда — хоть разорвись!
На террасе шьора Анзуля складывает стопками простыни и скатерти. Стол отодвинут в тень — солнце изрядно припекает.
— А, Катица! — почти радостно воскликнула хозяйка, и всякая застенчивость мигом слетела с гостьи. Катица почувствовала себя как дома.
Шьора Анзуля подошла к ней, взяла ее лицо в мягкие, теплые ладони, заглянула в глаза с непритворным удовольствием. Катица не выдержала, потупилась под этим ясным, глубоким взором.
— Повидаться пришла? А у нас стирка была — поможешь, коли время есть…
Катица взялась за работу со рвением — радуется, как хорошо все вышло.
— Мандина, ступай вниз, пригляди там. Чужих много в доме. К обеду у нас гостья, скажи об этом господину.
Как боялась Катица, а вот ведь до чего хорошо, непринужденно чувствует она себя с шьорой Анзулей! При ней она как бы в безопасности, хоть и кажется самой себе малой, незначительной. Но превосходство шьоры Анзули не давит, она излучает какую-то чудесную теплоту, от которой становится так легко и приятно…
— Ты немного бледна, что с тобой, девочка? — почти материнским тоном спросила хозяйка.
Читать дальше