Мартин Кукучин - Дом под горой

За пять лет Нико прошел программу сельской школы и усвоил основы итальянской грамматики. Все эти годы Диди учился с ним вместе, а позднее к ним прибавилась и его сестра, маленькая Дорица. А там постепенно стали включаться и остальные дети Зорковича, переворачивавшие вверх дном весь дом и двор Дубчичей: дома-то у них не так просторно, ветхий особняк в четыре комнаты и маленький дворик тесноваты для такой оравы.

Шьора Анзуля отвезла потом Нико и Диди в город на материке, записала обоих в реальное училище. В следующем году Диди заболел и умер, а Нико закончил реальное и отслужил год в армии вольноопределяющимся. После этого он какое-то время посещал винодельческое училище, а там и домой воротился: практика в хозяйстве дает куда больше, чем всякие школы.

Нико вернулся из города на исходе третьего дня после отъезда.

— Добрый вечер, — поздоровался он с матерью.

— Добрый вечер, — ответила та.

И все. Не спрашивала, где был, что делал, отчего так долго пропадал. Каждый человек свободен и руководствуется собственным разумом. Впрочем, шьора Анзуля никогда не проявляла особой нежности к сыну, особенно с тех пор, как он вернулся домой поручиком запаса. Не раз шьора Бонина упрекала подругу:

— Никто и не скажет, что вы — мать и сын! Так странно вы относитесь друг к другу…

— Разные бывают обычаи, милая Бонина. У нас — вот такие.

— А мне они не нравятся!

— Что поделаешь, душа моя. Сперва и мне не нравилось, а потом привыкла к таким моряцким манерам. И теперь — нравится.

— Но ты — урожденная Чуппанео!

— Что из этого? Мы очутились в другом потоке… И потом — любовь заключается вовсе не в том, чтоб лизаться да сюсюкать. Мы и так любим друг друга.

— В этом не сомневаюсь.

Хоть и согласилась с подругой шьора Бонина — все же, в душе, дивится она и не одобряет такие суровые нравы.

— Вот, мама, я и вернулся, — заговорил после ужина Нико.

Мать и сын сидят на террасе при свече. Вечер теплый, тихий, небо ясно, как всегда летом.

— Что ж, добро пожаловать, — усмехнулась шьора Анзули, слегка кивнув. — Да уж и пора! А то мне скучно стало без хозяина.

— Хозяин! — улыбнулся Нико, сверкнув зубами из-под черных усиков. — Хорош хозяин! Скажи — бродяга…

— Не скажу: сами шьор Нико изволили так выразиться. Что-то он нынче великодушен!

И в глазах ее засветилась такая ласка, что ее заметила бы даже Бонина. Взгляд матери согрел Нико, внушил желание поделиться своими чувствами.

— Я сегодня так счастлив, мама, так… вознесен!

Он закинул руки за голову и поднял лицо к высокому небу. Мерцают-переливаются над ним звезды, Млечный Путь растянулся покрывалом, усыпанным золотым порошком. А на земле — темно, таинственно… Только смутно белеют строения.

— Сколько звезд! И так высоки они, так недосягаемы…

— Да ты прямо поэт! Или опять причаровала тебя какая-нибудь блуждающая звездочка? Уж верно — не из тех, высоких, недосягаемых…

Улыбка пролетела по задумчивому лицу Нико. Восторгом светятся глаза его, устремленные в далекое небо. Мать пригляделась внимательнее: что-то новое сегодня во всем его поведении, какой-то поворот произошел в нем… Нико поймал ее взгляд, хотя она тотчас отвела глаза.

— Мандина, убери со стола. Хозяин нынче не ужинали.

Мандина хлестнула молодого хозяина испытующим злобным взглядом своих серых глаз, и тень усмешки тронула ее увядшие губы.

— Видать, поперек горла стало! — отозвалась она, кинув на хозяйку многозначительный взгляд, словно говоря: «Кабы ты только знала! Да не желаешь слушать…»

Шьора Анзуля тотчас поняла, что у Мандины есть какие-то новости, но притворилась, будто ничего не замечает. Ей кажется недостойным узнавать что-либо от служанок, хотя б и таких старых, преданных, как Мандина. «И потом, если она что-нибудь знает, все равно не сдержит язычок», — мысленно добавила госпожа и была совершенно права. Преданна Мандина, во всем можно на нее положиться — кроме сохранения тайны.

Нико, поглядывая на служанку плутоватым взглядом, погладил усики.

— Что же это могло мне поперек горла стать? — поддразнил он ее, тоже поняв, что Мандина что-то подозревает.

— Скажем, сладость какая-нибудь, — ответила та, не сводя с хозяйки намекающего взгляда: мол, спрашивай, пока я согласна говорить, а упустишь момент — словечка из меня не вытянешь!

А госпожа по-прежнему будто не замечает игры служанки: все равно ведь узнает, не роняя достоинства. Терпение!

Нико смотрит на Мандину, словно хочет измерить, глубоко ли запрятан ее секрет; усмехнулся вызывающе, в ответ на что служанка подмигнула с ухмылкой: мол, знаю, знаю кое-что…