Мартин Кукучин - Дом под горой

Следом за священниками — а их целая кучка, в ней выделяется наш дон Роко в праздничной ризе, — за священниками, в гордом одиночестве, вышагивает шьор Илия Зоркович; он в черном костюме, в одной руке он держит свой котелок, в другой — черную трость с массивным серебряным набалдашником. Шьор Илия шествует медленно, важно, не глядя по сторонам, в полном сознании собственной значимости, возвышающей его над всеми прочими: он «прешид», сиречь председатель церковного совета, куратор, то есть управляющий церковным имуществом. На нем одном лежит бремя ответственности за все, что делается или не делается в полях и виноградниках, принадлежащих церкви, за вино в церковных подвалах до самого момента продажи. Он же отвечает за все, что находится в самой церкви, в том числе и за свечи, а их вон сколько расходуется за год! К тому же шьор Илия — управитель самой святой патронессы города, ему вверены ее украшения, драгоценные камни, серьги, цепочки, браслеты, перстни, которые сегодня сверкают на изображении девы Марии, а в обычные дни хранятся в прочном ларце, окованном железом и стоящем в собственном доме шьора Зорковича. Большая на нем ответственность, много кладет он труда и забот, зато же и воздаяние велико. Во время всех крестных ходов за ним сохраняется вот это особое место, и он шествует непосредственно за балдахином, перед глазами всех, друзей и недругов, доброжелателей и завистников. Как же не подниматься его груди от самодовольства и гордости, как не вышагивать ему с достойной важностью?

За прешидом Илией Зорковичем следует бургомистр в окружении асессоров. Он тоже ступает важно, да куда там — далеко ему до прешида. После городских чинов процессия прерывается — отдельно от мужчин, сохраняя расстояние в пять-шесть шагов, идут женщины. А по обеим сторонам статуи божьей матери и группы священников движется, четко отбивая шаг, почетный караул — местные ополченцы с ружьями на плече.

Великолепная процессия! А тут еще непрестанный, неотступный звон во все колокола: звон узорный, ликующий, трепетный… Этот трепет достигается следующим образом: звонарь держит язык колокола в руке и, ударив, трясет его.

Задолго, за много недель ждут люди процессию и участвуют в ней все, кто в силах передвигать ноги — и дряхлые старики, едва ползающие, и дети, только научившиеся ходить. Грудных младенцев матери несут на руках, чтоб и они тут были. Увидишь в процессии и всех без исключения иногородних гостей. Многие из них для того и пустились в дальний путь, чтоб пройти в процессии во славу божьей матери; тот просил у нее здоровья — и получил, другой еще какую-нибудь милость… Не удивительно, что по роскоши и многолюдству крестного хода судят и о самой фьере — удалась ли; а это очень важный вопрос. Любой горожанин будет похваляться перед чужими, если слава о крестном ходе в его городе разнесется далеко.

Процессия медленно движется по площади, по недлинной улице и выползает за город, к тому месту, где на каменном цоколе стоит посреди равнины распятие. Оттуда, по променаду, возвращается в город, углубляясь в тесные улочки с глухими каменными заборами и невысокими, одноэтажными домишками. Улицы не только чисто подметены, но и посыпаны белым песком. Балконы домов получше превращены в целые кущи благоухающих цветов, из окон и с перил свешиваются пестрые покрывала и полосы ткани. Приукрасились и тежацкие домишки. Тут низенькая крыша уставлена горшками с резедой и гвоздиками; там, где есть девица на выданье, она разложила на крыше или на ограде все свое приданое.

Дети впереди процессии давно вступили в эти тесные улочки, когда от церкви только еще тронулась группа шьоры Андрианы. Элегантные барышни, как всегда, идут в хвосте. Быть может, оттого, что они далеко от девы Марии, они и позабыли, зачем, собственно, явились сюда. В то время как вокруг статуи раздается протяжное пение кантадуров, а над толпой простых людей шелестят тихие слова молитв, барышни ведут светские разговоры — правда, шепотом — и хихикают, строят глазки в сторону балкона Читаоницы, на котором стоят несколько молодых господ, наблюдающих за красочным зрелищем. Тут следует упомянуть, что редкая барышня носит шляпку: у большинства из них на голове черное покрывало, живописно спускающееся по груди. И зонтиков от солнца нет у них — только веера, из-под которых так ловко можно стрельнуть глазком и туда, и сюда, и вверх, к окнам…

Торговцы оставались у своих палаток, но когда процессия приблизилась, они бухнулись на колени и начали покаянно бить себя в грудь, взывая к милости божьей матери.