Мартин Кукучин - Дом под горой

«Конец… Конец! — звучало в его мыслях, которые вихрем проносились у него в голове. — Вот тебе и Зандоме! Вот тебе и терпение! А, да что там, ей-богу, лучше так, чем никак! Пускай все знают, что и к чему… Карты на стол!»

Он перебежал через двор, выскочил из калитки и, не оглядываясь, не видя ничего, помчался по дороге в город. Кровь кипела в нем, гневом разливаясь по жилам. Все же каким-то рассеянным уголком внимания он отметил, что навстречу ему движутся люди. «А мне что до них, не все ли равно, кто они…» Он услышал голоса, — его окликали по имени, — но не остановился, стремясь поскорее прочь отсюда.

— Как он торопится! — различил он глубокий женский голос. — Не иначе, за доктором или за доном Роко…

Чья-то сильная рука крепко ухватила Пашко за руку. Мгновенно изумившись такой силе, Пашко до некоторой степени очнулся от ярости и увидел, что держит его Нико Дубчич.

— Что с тобой, парень? Куда мчишься? — спросил он. — По-моему, ты что-то не в себе…

Теперь только Пашко разглядел шьору Анзулю и шьора Илию с дочерью. «Туда идут, — мелькнуло в голове. — Значит, мне там больше нечего делать…» Его охватила слабость; силы покинули его, и разверзлась перед ним бездонная пропасть отчаяния. Он невольно подчинился Нико, который, все еще держа его за руку, потянул за собой, тревожно расспрашивая:

— Что там случилось? Куда ты бежал?

— Ох, лучше б мне на свет не родиться! Все я испортил… Теперь хоть в петлю головой!

— Вот выдумал, — усмехнулся Нико. — Ладно, брось эти глупости, пойдем с нами. Лучше объясни, в чем, собственно, дело?

Не отпуская руки Пашко, Нико постепенно, из его бессвязных восклицаний, понял, что натворил его бывший соперник. Когда все подошли к дому Претура, Нико передал своего пленника шьору Илии и проследил, чтобы тот вместе с другими вошел в комнату к больному, а сам замешкался — не увидит ли кого-нибудь из женщин.

В кухне он нашел Барицу.

— Где Катица? — спросил он ее.

— В доме где-нибудь, — ответила та, во все глаза глядя на Дубчича и не зная, что ей подумать…

«Опять молодой Дубчич! Что же это, снова?.. А Пашко уже думал — его взяла… Ну и дом! Никогда не знаешь, чего можно ожидать!»

Нико торопился. Он еще дома решил поговорить с Катицей, но — о себе; а тут подвернулась обязанность говорить с ней еще и о Пашко! Он должен объяснить ей свой поступок, оправдаться в ее глазах, по крайней мере добиться ее прощения. Колебаться, откладывать больше нельзя. Нико казалось, что бог в самом деле покарает его, если на его голову по-прежнему будут сыпаться проклятия Катицы. Раз уж любовь умерла, надо ее достойно похоронить да придавить могилу камнем, если не камнем забвения, то хотя бы примирения…

Катицу он нашел в том же положении, в каком ее покинул Пашко. Она сидела, опустив голову на руки, и ее печальное лицо было мокро от слез. При виде этой горестной фигуры в Нико заговорила совесть: «Смотри, вот дело твоих рук! Из-за тебя эти слезы, эта опустошенность…» И Нико разом утратил решимость. Благоговейный трепет перед ее печалью спутал его мысли. Любое слово, кажется ему, будет насмешкой и кощунством.

А Катица, думая, что это вернулся Пашко, подняла посветлевшее лицо с намерением помириться с ним — и увидела Нико! Глаза ее широко раскрылись от удивления, щеки залил румянец. Катица едва удержалась от вскрика. Не сразу совладав с собой, она взглядом спрашивала, что ему надо.

Он стоял, все еще в плену глубокого волнения, не в силах выговорить ни слова. Его печаль вернула девушке самообладание. В ее уме всплыли все страдания, которые он ей причинил, долгие, бесконечные ночи, проведенные в горе и отчаянии. Встала перед глазами его измена, вся его подлость, жертвой которой она сделалась, и Катица смерила Нико с ног до головы презрительным взглядом.

— Что вам тут еще надо, шьор Дубчич? — спросила она тихим голосом, в котором, однако, отдавался весь трепет ее сердца. — По-моему, всего уже было достаточно…

Ее презрение и тон глубоко задели его. Взгляд его стал твердым, но Нико сдержал резкое слово, готовое сорваться с языка. «Терпение! — напомнил он себе. — Надо же окончательно с этим разделаться!»

— Не оскорбляй, пока не выслушала, — тихо заговорил он. — Тем более что это наш последний разговор. Надо же как-то кончать.

— Какие еще разговоры? Что случилось, того не изменишь, а все остальное ни к чему.

— Ты права — не изменишь. Мы расстались навсегда. Трудно мне говорить так после всех моих обещаний и клятв. Но что делать? Я знаю одно: не обманывал я тебя, не лгал тебе, когда давал эти обещания. Я тогда был убежден, что сердце мое навек принадлежит тебе. Но все изменилось! Сам не знаю как, знаю только — все изменилось. Я противился этому, боролся со своими чувствами, но в конце концов сдался.